Такой подход был противоположен американской практике «почтовых звонков», позволяющей заёмщикам освобождаться от обесценившихся ипотечных кредитов. Латвийские банки не были обязаны привязывать кредиты к стоимости имущества. Когда дефолты распространились из-за того, что цены на недвижимость всё больше падали в сторону отрицательного капитала, банки взялись за членов семей, которые совместно подписывались на ипотечные кредиты. Регуляторы заявили нам, что они не могут предписать банкам списать часть своих кредитов, потому что это было бы равносильно национализации! Единственным выходом для них было просить банки добровольно изменить условия предоставления займов, что, конечно же, не вызвало у банков никакого интереса. Таким образом, чиновники, которым было поручено регулирование, просто наблюдали, как банки откачивали доходы из Латвии и выплачивали их своим головным офисам в Швеции и в других кредитных столицах.
Любая мысль о том, чтобы направлять финансы для стимулирования кредитования промышленности или торговли или для предотвращения раздувания пузыря на рынке недвижимости путём обложения налогом арендной платы за землю на объектах недвижимости, отвергалась как «вмешательство в функционирование рынка» — эвфемизм, означающий позволение банкам творить всё, что им заблагорассудится. Эта неспособность регулировать банки в общественных интересах фактически позволяет им играть роль органов централизованного планирования. Эффект от такой финансиализации в масштабах всей экономики заключался в том, что многим домовладельцам приходилось выделять от 30 до 40 процентов своего дохода, чтобы платить банкам. Если они теряли работу или «внутренняя девальвация» уменьшала их заработную плату, банки начинали отбирать всё, что заработали все подписавшие договор стороны.
Неолиберальная долговая дефляция, эмиграция и финансовая дань
Это затруднительное положение поставило домовладельцев с отрицательным собственным капиталом перед классическим неолиберальным выбором «свободного рынка»: оплатить долг или освободиться от него путём эмиграции. Около 10 процентов населения Латвии покинули страну после 2000 года и примерно 14 процентов населения трудоспособного возраста, причём эмиграция ускорилась после краха 2008 года. В 2013 году в Британии родилось целых 10 % «латышских» детей! Как и в других странах, подвергающихся жёсткой экономии, из Латвии эмигрирует прежде всего наиболее высокообразованное и трудоспособное население: от 25 до 35 лет. Латыши шутят по поводу этого развала, что году в 2030, когда последний человек будет покидать аэропорт, он должен будет выключить за собой свет.
Эмиграция влечёт за собой потерю капитала, который был вложен в воспитание, обучение и подготовку рабочей силы, вынужденной мигрировать в поисках работы. Сейчас именно жёсткая долговая политика заставляет европейскую рабочую силу эмигрировать. Вспоминается рассказ Адама Смита о том, как беженцы из итальянского города Лукка в 1310 году принесли в Венецию технологию производства шёлка. Он обвинял в этом репрессивный политический абсолютизм Италии. Но вместо того, чтобы обвинять в появлении этих «новых изгнанников» самую травмирующую в Европе «внутреннюю девальвацию», многие латыши принимают аплодисменты неолибералов, которые прославляют их страну как добившуюся успеха. Латвию даже сделали образцом для мер жёсткой экономии, навязанных Греции, Испании и Италии.
Ни в Ирландии, ни в Латвии экономические проблемы и эмиграция не связаны с правительственными расходами, которые осуждают неолибералы. Проблема заключалась в безответственных и нерегулируемых коммерческих банковских операциях, подкреплённых идеей о том, что экономики могут богатеть за счёт заимствований за границей, чтобы взвинчивать цены на недвижимость у себя дома. Величина арендной платы за недвижимость была передана иностранным банкирам в виде процентных платежей, а безответственные банки получили помощь за счёт налогоплательщиков. Это было пародией на «свободные рынки»: снизить заработную плату и внутренние расходы на сумму, достаточную для выплаты кредитов, выданных на условиях, намного превышающих рыночные уровни. Результатом такой неолиберальной политики может быть только долговая дефляция, депрессия и рост эмиграции.
Планирование, ориентированное на банки, не позволило Латвии создать государственный банк для финансирования её постсоветского переходного периода. Чековые и сберегательные вклады населения — и даже депозиты государственных учреждений — поместить было некуда, кроме частных банков. Таким образом, урок экономического падения Латвии и Ирландии противоположен тому, что изображают неолибералы. Банковское дело должно быть коммунальной службой. В противном случае его кредитные предпочтения будут препятствовать росту промышленности, занятости и повышению уровня жизни. Кредит будет создаваться, главным образом, для покупки или поглощения существующих объектов недвижимости, инфраструктуры и компаний, повышая их стоимость, чтобы сделать базовые потребности более дорогими, а не конкурентоспособными.
Читать дальше