Чэнь Сяньда - В глубь истории - историческая концепция К. Маркса

Ранее К. Гейнцен был мелким судебным клерком из партии либералов. Уже в 1844 г. намечался некоторый прогресс в сфере законодательства, имели место попытки провести в нем некоторые реформы. Из-за публикации «Прусской бюрократии» он был вынужден покинуть Германию. В Швейцарии он познакомился с Арнольдом Руге, через общение с которым испытал влияние абстрактного гуманизма Фейербаха, гегелевского идеализма, а также идей Штирнера. У Гейнцена был идеалистический подход к пониманию истории.

От либералов Гейнцен перешел к радикалам. Традиции Американской революции и Франции 1793 г. он связал воедино с собственными революционными мероприятиями, которые позаимствовал у коммунистов, и хотел, чтобы в Германии, как и в Швейцарии, была создана республика. Чтобы сделать придуманную им Германскую республику более привлекательной, он вставил ее в оправу фейербаховского гуманизма, переработанного А. Руге. Гейнцен провозгласил ее наступающим «царством человека». Он также мечтал о том, что и без изменения способов производства и обмена люди смогут добровольно измениться и самостоятельно отрегулировать имущественные отношения и право преемственности. Он заявлял, что критерием оценки истории является нравственность, выступал за то, что общество должно быть основано на вечных истинах – благородстве, справедливости, нравственности.

Его подход к пониманию истории противоположен историческому материализму. В сентябре 1847 г. Гейнцен опубликовал в «Немецкой брюссельской газете» работу, в которой содержались нападки на коммунистов. В ответ Энгельс немедленно написал статью-опровержение «Коммунисты и Карл Гейнцен». Гейнцен выпустил ответную статью «“Представитель" коммунистов», в которой жестко обругал Энгельса. В связи с этим Маркс написал статью «Морализирующая критика и критизирующая мораль». Это была не совсем обычная публикация полемического характера, и написана она была не только для того, чтобы ответить на выпады Гейнцена против Энгельса. Если бы это было так, то статья Гейнцена не заслуживала бы серьезного ответа. Маркс использовал эту возможность, чтобы через анализ морализирующей критики и критизирующей морали, выраженных в работе Гейнцена, а также предлагаемого им рецепта «гуманизации общества» дать конструктивное изложение некоторым важным проблемам понимания истории, например, таким, как моральная оценка истории и проблема человеческой природы.

Маркс не соглашался с тем, что Гейнцен противопоставлял историю и нравственность и рассматривал историческое развитие как предательство морали. По его мнению, история непрерывно движется вперед. Любое развитие вне зависимости от того, каково его содержание, может рассматриваться как последовательная смена этапов, связанных между собой таким образом, что один отрицает другого. Развитие непременно включает в себя отрицание, то есть отрицание уже минувших, устаревших форм. Весьма абсурдно оценивать историю с помощью устаревших представлений о нравственности и считать предательством историческое развитие и отказ от старого в пользу нового.

Развитие самой истории неизбежно приводит к изменению системы ценностей и представлений о нравственности. Нормы морали отличаются от ее содержания, и, соответственно, их оценка тоже будет разной. То, что с точки зрения прогрессивного класса высоконравственно и благородно, в глазах загнивающего класса будет аморально и дурно. Это особенно ясно проявляется во времена стремительных исторических преобразований. Такие негативные высказывания, как «с каждым днем все хуже и хуже», «теперь люди не такие, как в старые времена», «моральная дегенерация» и другие зачастую становятся для загнивающего класса моральным основанием в борьбе против преобразований. Поэтому Маркс резко критиковал Гейнцена за то, что тот выставил развитие как предательство нравственности, и называл его «высоконравственным глупцом». Он писал: «Отречение! Этим словечком критизирующий филистер может заклеймить любое развитие, ничего не смысля в нем; свою неспособную к развитию недоразвитость он может в противовес этому торжественно выставлять как моральную незапятнанность. Так религиозная фантазия народов заклеймила всю историю в целом, поместив век невинности, золотой век, в доисторические времена, в ту эпоху, когда еще вообще не было никакого исторического развития и поэтому не было никакого отрицания, никакого отречения» (1961. Т. 18. С. 297). Если упрямо измерять историю с помощью устаревших моральных норм, то измерению поддастся только собственная нравственная низость – защита устаревших общественных отношений.