Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга - о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

В редкие промежутки, когда все было спокойно, дежурный врач мог забраться на односпальную кровать, втиснутую в шкаф прям рядом с отделением кардиореанимации, чтобы попытаться часок поспать. Проблема заключалась в том, что вокруг постоянно была суета, а из кардиореанимации доносился шум, поэтому отдохнуть было невероятно трудно, и с каждым новым неотложным случаем мой пейджер начинал жужжать, и мне приходилось снова вставать и идти работать. Я был изможденным, вечно уставшим и временами готов был добровольно обменять все свое имущество на несколько ночей непрерывного сна.

Длительный, хронический недосып не приносит ничего хорошего ни телу, ни разуму. Он может привести к деперсонализации [60] Состояние, при котором человек воспринимает себя отдельно от своего тела и разума, словно наблюдая за собой со стороны. и дереализации [61] Также «аллопсихическая деперсонализация». Измененное восприятие мира, при котором он кажется менее реальным. . Я отчетливо помню, как в тот период моей жизни все вокруг казалось мне серым: серым было мое лицо, мой разум, и весь мир воспринимался тусклым и безрадостным.

Дело было ранним утром в понедельник в августе 1999 года, к тому моменту я провел на ногах бо́льшую часть пятницы, субботы и воскресенья. Меня вызвали в субботу после суточного дежурства, и мне не удалось поспать ни секунды, так как из-за череды нескончаемых неотложных ситуаций в интенсивной терапии мой пейджер трезвонил словно неисправная охранная сигнализация. Воскресенье было ничем не лучше, поэтому к двум часам утра в понедельник я уже не спал более суток подряд, равно как и бо́льшую часть предыдущих двух суток. Именно тогда мы узнали, что в другую больницу попал пациент, получивший в результате аварии ужасную травму мозга. Смерть мозга была уже констатирована, а так как сердце пациента признали жизнеспособным и функционирующим, с разрешения близких его предоставили нашему отделению для пересадки.

Я тут же забыл о своей усталости. Не каждый день выпадал шанс принять участие в пересадке сердца.

В больницу сразу же вызвали двух кандидатов на донорское сердце – мужчин с хроническими заболеваниями сердца и минимальной ожидаемой продолжительностью жизни без пересадки – для проведения серии анализов крови с целью проверки на совместимость, по результатам которой был выбран пациент по имени Гарольд, которого и доставили в операционную. Я старался не думать о том, что испытывал на тот момент проигравший в этой жестокой лотерее. Подобно заключенным в камере смертников, люди в очереди на донорское сердце слышат, как тикают их часы, осознавая, что у них ограничено время. Если в скором будущем они не получат новое сердце, то умрут. Поэтому человек, которого вызывают в больницу на проведение анализов, когда найдено донорское сердце, а потом говорят, что выигрышный билет достался кому-то другому – пациенту, у кого оказался более высокий уровень совместимости и который получит шанс на новую жизнь, – должно быть, чувствует себя абсолютно опустошенным. Если в ближайшее время не появится другое донорское сердце, ему, по сути, выносят смертный приговор.

Ожидая результатов анализов, наши два пациента, казалось, полностью положились на волю судьбы, хоть и переживали по поводу последствий. Тем не менее я до сих пор живо помню выражение лиц их близких, особенно жены мужчины, которому в итоге досталось сердце. Оно выражало надежду, а также страх и сильное дурное предчувствие. Часто партнеры испытывают еще больший психологический стресс, что может отразиться и на самих больных.

Выбранному пациенту, Гарольду, позволили немного времени провести с женой и родными, после чего отвезли в операционную, сделали общую анестезию и разместили на операционном столе. Меня назначили ассистировать в операции, и, несмотря на жуткий недосып, я ни за что на свете не упустил бы такого шанса.

Пока мы готовились к операции, донорское сердце извлекли из тела жертвы, поместили в контейнер из полиуретана с регулируемой температурой и доставили в Глазго на вертолете – полет занял всего пару минут. После этого сердце оказалось в операционной, где его переместили в зеленый сосуд, который немного напомнил мне миски на кухне у моей мамы.

Консультант, который должен был проводить операцию, надел пару хирургических луп с увеличением в три с половиной раза. В этих торчащих из его глаз, словно маленькие подзорные трубы, линзах он был больше похож не на хирурга, а на персонажа из «Доктора Кто». Это был очень талантливый хирург с ловкими и быстрыми пальцами – узлы на швах, например, он завязывал с молниеносной сноровкой, – и я с восхищением наблюдал, с какой скоростью и точностью он работает. Если бы пациенты могли видеть его в этот момент, они бы тоже им восхищались, потому что подобная быстрая работа руками была для них хорошим знаком: чем меньше времени пациент проводит под общей анестезией, тем быстрее восстанавливается после операции.