Кирилл Волков - Несерьезная книга об опухоли

Почти четыре часа лежу. Как же так? Страх, животный, какой-то физиологический склеил всего меня, залил горло. «Господи, иже еси на небеси, да святится имя твое, да пребудет царствие твое…» Как там дальше? Забыл. Нет сил дотянуться до ноутбука и все записать. Структурировать, выговорить, освободиться.

Лечу куда-то. Сердце колотится, опухоль пульсирует. Не могу так больше. Не могу! «Ошпарится последним светом ночь…» – почему-то вертится в голове. Если позову маму, что изменится? Я знаю, что умираю. Я даже не могу продиктовать последнюю волю: я бы сказал, где находятся книги про гениев, о Набокове, про опухоль.

Нервная система сходила с ума. Адреналин. Страх. «Ошпарится последним светом ночь, И, словно потом, мглою тьма облепит, Мне душно, мне ее не превозмочь…»

Откуда эти глупые стихи? Мои. 9 класс…

Я впервые почувствовал, что завтра я – «инвалид», мама будет меня, лежачего, кормить из ложечки. Нет больше сил. Позвонить маме? Я представлял, как мое «полупарализованное» тело (я больше не мог сопротивляться словам) будут кормить, укутывать, поворачивать, для меня настанет одна вечная слепота, я буду такой слабый, что не смогу открыть глаза… Сейчас-то я понимаю, что человек гораздо сильнее, чем сам о себе думает. Он – богатырь, но не знает об этом. И я не знал…

Почему-то вспоминал эссе из своей книги про гениев (Киплинга):

«И настала ночь.

Был день. Но настала ночь. Хотя птицы щебетали, английское туманное солнце чувствовалось кожей (не сравнить с любимым жарким индийским небом). И настала ночь. Тьма бросалась под ноги, клубилась, шептала что-то, валила предметы, сгущалась в виде вещей, разговаривала с ними. Киплинг ничего не мог с ней поделать. Он ослеп».

Измученный маленький Киплинг, бесконечно одинокий, от горести, унижений и страданий ослеп. Каждый день на протяжении 6 лет они с сестрой выходили на берег моря и всматривались, не вернулась ли за ними мама…

И однажды уже полностью ослепший Киплинг, сидя в подвале, услышал шум наверху.

Из эссе:

«Неужели она?» – не смел поверить Киплинг. Вошла мама. Далее предоставим Киплингу самому описать, как все было: «Молодая – до неприличия молодая – и красивая, щеки у нее рдели мягким румянцем, глаза сияли, как звезды, а при звуке голоса так и подмывало кинуться ей на шею, даже не видя призывно протянутых рук. Джуди к ней бросилась не раздумывая, но Паршивец (так Киплинга называли в «Доме Отчаянья». – К.В.) медлил. А что, если это чудо просто «сломается»? Во всяком случае, она не станет протягивать руки ему навстречу, когда узнает о его преступлениях. А пока все эти нежности, может быть, только для того, чтобы чего-то добиться от Паршивой овцы?.. Мама опустилась на колени и, смеясь и плача, притянула к себе детей». Она хотела их поцеловать, но Киплинг отстранился и защитил лицо руками, решив, что его, как всегда, будут бить. Он себя чувствовал очень виноватым – за то, что чуть не поджег дом, ненавидел Тетушку, чуть не убил Гарри, за то, что его пороли, за все, что он перенес, за то, что он сочинял, за то, что он ослеп… Бедный мой, милый, полуслепой дурачок, тебе не кажется, что ты тогда вел себя не очень-то разумно? <���…> Ах, маленький сын мой, маленький мой сыночек! Это я виновата, я одна, но что же нам оставалось делать? Вернись ко мне! Ведь это я, мама, твоя мама, а все остальное пустяки. Я ведь знаю – да, милый, знаю».

Зачем звонить? Ее беспокоить? Уже четыре часа ночи. Или утра? Я же все равно умру. Зачем тогда? Но она всегда меня успокаивала, а у меня сейчас сердце выпрыгнет. Нервы как моток ржавой, лязгающей железки. Я умру. Я хочу жить. Нужно дотянуться до мобильника и позвонить маме. А что я ей скажу? Я смогу только: «Я умираю». А смысл же в другом – «Я умру?». Именно так и скажу. Порепетировал пару раз… Глухо прошелестел сухой язык во рту. Сам себя не понял. Ладно. Она поймет.

Жму «вызов».

Еще раз, первый звонок не получился. Роняю мобильник в одеяльную тьму и на ощупь поднимаю. Из тьмы во тьму.

Нажимаю. Нет сил. Еще чуть-чуть. Мобильный – последняя надежда. Пошел звонок.

Вошла мама, нежная, любимая, самая заботливая в мире.

– Не спишь, зайчонок?

Я изо всех сил напряг скованный страхом язык и спросил:

– Я умру?

– Ты что? О-о-о-о, какой же ты глупенький! Кто тебе это сказал? От бессонницы еще никто не умирал. Организм гораздо умнее! От бессонницы не умирают, что ты! Что за странные мысли! Давай я лягу с тобой и расскажу тебе сказку.

Мама мягко прилегла рядом, прижала меня к себе и начала: