Барт Лоо - Шансон как необходимый компонент истории Франции

Но, чтобы сделать успех Les feuilles mortes возможным, нужен был исполнитель – истинный француз. Кинорежиссер Марсель Карне довольно долго составлял с Преве (выступавшим в качестве сценариста) феноменальную пару. Вместе они создали фильмы, вошедшие в сокровищницу французского кино: «Набережную туманов» ( Quai des brumes , 1938) и, конечно, «Дети райка» ( Les enfants du paradis , 1945) – завораживающую смесь истории, трагедии и юмора, самый причудливый из черно-белых звуковых французских фильмов.

После войны они взялись было за «Врата ночи» ( Les portes de la nuit ), где в главных ролях предполагалось снять Марлен Дитрих и Жана Габена. Но не сложилось: пришлось отказаться от блестящей пары актеров.

Авторы, конечно, распустили слух, что фильм выходил недостаточно патриотичным, но, на самом деле, Дитрих порвала с Габеном, что, в свою очередь, помогло блестящему старту карьеры Монтана, который, по рекомендации Эдит Пиаф, заменил Габена.

В фильме показан Париж времен последней военной зимы. Примерно в середине фильма Монтан насвистывает две строки из Les feuilles mortes , а через некоторое время песня звучит целиком.

Публика фильм не приняла. Людям хотелось праздника, а не печальных историй, а «Врата ночи» рассказывали о спекулянтах, коллаборационистах и героях. Фильм провалился. Но благодаря Ив Монтану Косма и Преве тоже попали в легенду.

Так что придется наконец рассказать о виновнике их славы. Иво Ливи родился в Тоскане, родители его бежали из фашистской Италии в Марсель. Мальчишкой он исполнял шансоны своих идолов – Трене и Шевалье – перед сеансами в кино.

Так он на всю жизнь связал себя и с кино, и с шансоном. Изобрести себе забавный псевдоним оказалось нетрудно. Когда он ребенком играл на улице, мать раз за разом звала его домой: Ivo, monta!

Не теряя времени, он отправился в Париж, где тотчас же попал в объятья Пиаф и, не успев понять, что происходит, стал исполнять, вечер за вечером, Les feuilles mortes . Самому ему песня нравилась чрезвычайно, но публике до этого не было дела.

Он не сдавался: переставлял песню в программе с места на место, ставил ее перед, после или между двумя популярными шансонами. Благодаря его теплому голосу, повадкам джентльмена и страстным, но стильным танцевальным па, зал следил за ним, как птенчики за подлетающей мамашей. Но впарить им Les feuilles mortes не удавалось никак.

Так он дожил до 1949 года, когда снова вставил Les feuilles mortes в программу очередного концерта. И тут случилось чудо. Казалось, публике понадобилось время, чтобы воспринять наконец лирику Преве.

Les feuilles mortes стала саундтреком времени, когда Франция наконец начала выбираться из глухого военного тупика. Скоро Монтану удалось поставить на колени и Соединенные Штаты, где во время так называемых french parties [88]любители искусства слушали 78-оборотные грампластинки из Франции.

Конечно, в Америке песня получила понятное публике название Autumn leaves [89]. Но все полюбили ее: Нэт Кинг Кол, Фрэнк Синатра, Грейс Джонс… И это еще не все: в битву включились джазовые певцы – Майлз Дэвис, Диззи Гиллеспи, Оскар Петерсон.

Полная победа по очкам, без сомнения, досталась Косме, ставшему знаменитейшим французским джазменом по ту сторону Атлантики.

Но славу Преве окончательно закрепил Серж Генсбур, выпустивший в 1962 году диск «Песни Преве» ( La chanson de Prévert ). Начав с самой первой – ( Oh, je voudrais tant que tu te souviennes ), он сделал из нее потрясающую песню и обессмертил память Косма и Преве, вложив в нее искусство обоих.

Генсбур взял «Марсельезу», смешал с классической версией Mon légionnaire Пиаф и создал элегантную модуляцию, как бы обрамлявшую мастерскую работу Преве и Косма.

Непостижимый enfant terrible французского шансона воздал им почести лучшие, чем могли бы выдумать солидные мастера, по уши увязшие в традиции. Особенно важно то, что он назвал свою композицию La chanson de Prévert . Косма полностью присутствует в песне, но не попал в название. Генсбур желал подчеркнуть, что важнее всего во французском шансоне – текст.

В июне 1949 года Жан-Поль Сартр уговорил попробовать свои силы в шансоне юную, никому не известную Жюльетт Греко. Дата была назначена, кабаре выбрано. Теперь еще бы песню ей найти…

«Что тебе нравится», – спросил Сартр. « Les feuilles mortes» , – отвечала Греко. «Ладно, но приготовься к худшему», – предупредил Сартр. И юная экзистенциалистка спела этот шансон – с таким успехом, что поставила на уши и Францию, и Соединенные Штаты, и весь остальной мир. Так началась новая эра.