Жан Бодрийар - Фатальные стратегии

Поэтому последним словом является ни причинность, ни детерминизм, ни даже плавающая [flottante] причинность в принципе неопределенности и теориях вероятности и относительности, а реверсия и обратимость.

Вещи, стало быть, не связаны законом, и они не свободны и не детерминированы благодаря случаю, но обратимы согласно правилу. Тогда возникает такая проблема: как могло случиться, что, исходя из обратимого порядка, возник необратимый порядок – порядок времени, причинности, истории и самого случая? Но возможно, все это лишь составляет эффект необратимости в нашем мире, и, возможно, это он меняется, если даже физические законы, которые являются самой надежной гарантией эффекта причинной необратимости нашей вселенной, понемногу склоняются к обратимости?

Как бы там ни было, но именно от этой обратимости, а не от причинности, следует ожидать небывалых последствий. От нее, а не от случайности и ее смехотворной статистической объективности, надо ожидать сюрприза – возможности избежать одновременно и случая, и необходимости. Фатального и загадочного оборота, который приведет в действие порядок появления и исчезновения вещей.

Виртуозный в своем искусстве иллюзионист мечтает выполнить грандиозный трюк [magnum opus]: сделать так, чтобы женщина, которая находится с ним на сцене, исчезла на глазах у всех. С кроликом, шарфом или шляпой он проделывал это легко, а вот с женщиной никак не получается, и он мечтает об этом. Пока однажды во время вечернего представления зал не взрывается аплодисментами: женщина исчезла. То есть у него наконец-то получилось, но как? Вся проблема в том, чтобы выяснить, какими тайными способами и какой непредусмотренной уловкой он добился успеха (возможно, что не так-то просто, достаточно было подумать об этом, представить, что наконец-то она исчезла?), но, возможно, это была не какая-то сила, которая заставила женщину исчезнуть, а просто случайность, когда иллюзионист ни при чем, и правит здесь лишь случай?

Еще дна история – о Парацельсе. К нему приходит незнакомец, он хочет, чтобы Парацельс стал его учителем и научил его всему, что умеет. Однако он требует немедленных доказательств его мастерства. Парацельс отвечает уклончиво. Однако незнакомец настаивает, а затем бросает в огонь камина розу, которая была у него в руке, и взывает [défie] к учителю, чтобы тот возродил ее из пепла. Парацельс отказывается, говорит, что не может этого сделать. Разочарованный и недовольный несостоявшийся ученик уходит. Тогда Парацельс наклоняется к камину, произносит единственное слово, и роза возрождается.

В этом рассказе Борхеса присутствует непроницаемость, и за этой довольно условной историей об учителе и ученике практически невозможно до конца понять, владел ли Парацельс на самом деле умением возродить розу с помощью единственного слова или просто попробовал это сделать и каким-то чудом или случаем это у него «сработало», сильно удивив его же самого. В сущности, он не солгал, когда сказал ученику, что не может этого сделать, а затем эта возможность внезапно пришла к нему; или, быть может, это была вовсе не возможность, а случай, акциденция, возникновение которой навсегда останется тайной?

В результате чего же такого, что не было ни случайностью (это слишком маловероятно), ни возможностью (это слишком легко) женщина исчезла, а роза снова появилась? Надо думать (спросите: зачем искать правдоподобие в воображаемых историях? – но именно они, а вовсе не правдоподобные истории, требуют найти тайное решение, они – как остроты, которые требуют остроумной формы анализа), так вот, надо думать, и эта гипотеза, как мы хорошо понимаем, сама по себе ирреальна, также как и доказательства, которых ей недостает и всегда будет недоставать, – что все разыгрывается в неотвратимой обратимости вещей, которую достаточно лишь постичь. Ничто в корне не противоречит тому, чтобы эта женщина исчезла , и секрет иллюзиониста в следующем: все реальные вещи готовы, склонны к тому, чтобы немедленно исчезнуть, они лишь ждут, чтобы это обозначили. Достаточно лишь устранить волю к реальному, которая у нас есть, волю к сохранению и существованию, которая вынуждает их оставаться после того, как они появились. Или скорее нужно постичь правило, согласно которому, как только вещь появляется, она непрестанно стремится к исчезновению. Таким образом, вещи только и ждут, чтобы их соблазнили, достаточно лишь устранить волю к смыслу. И исчезновение женщины, и появление розы идут рука об руку. Чтобы заставить женщину исчезнуть, надо ее соблазнить (отвлечь ее от ее реального, слишком реального существования). Чтобы возродить розу, достаточно ее соблазнить (отвлечь ее от ее не -существования в виде пепла). Ведь соблазнять вещи – значит снова вовлекать их в цикл появления и исчезновения, цикл бесконечных метаморфоз, а значит, самого себя вовлекать в цикл, где нет ни случая, ни возможности, но где связываются согласно неотвратимому правилу (это сама судьба) появление и исчезновение. Согласно линейному и волевому порядку женщина никогда не может исчезнуть, а роза никогда не может снова появиться. Они могут это сделать лишь согласно порядку обратимости, и все искусство заключается в том, чтобы в него включиться.