Жан Бодрийар - Фатальные стратегии

Процесс, который регулирует события в мире на основе возникновения чистого знака, или явления церемониального знака, даже если это катастрофический процесс, всегда будет более грандиозным и более захватывающим, чем процесс причинного развития. Процесс, который крадет нашу свободу и нашу ответственность, вовлекая нас в цикл предопределения (хотя бы в самой банальной форме «шанса»), имеет намного больше шансов соблазнить нас, чем процесс освобождения и наделения ответственностью, который, в любом случае, также не имеет оснований: вместо того, чтобы предаваться комичности свободы в борьбе со своими собственными принципами, мы предпочитаем предаваться трагичности чистой произвольности. Каждый втайне предпочитает произвольный и жестокий порядок, который не оставляет ему выбора, нежели муки свободного порядка, когда он даже не знает, чего хочет, когда он вынужден признать, что не знает, чего он хочет, ведь в первом случае он обречен на максимальную детерминацию, а во втором – на безразличие. Каждый втайне предпочитает порядок настолько строгий и настолько произвольный (или настолько нелогичный, как предопределение или церемониал) ход событий, что малейшее нарушение может обрушить всю целостность, нежели весь диалектический путь разума, где финальная логика доминирует над всеми акциденциями языка. Конечно, в глубине души мы хотим избежать судьбы, нарушить церемонию, так же как насильно нарушить любой порядок, но это насилие и само предопределено, оно вырисовывается в самой форме церемониального порядка, это не спонтанное насилие, оно создает драматургическую перипетию . Взять хотя бы эту прекрасную сцену из фильма «Адские врата» , когда во время длинной чайной церемонии, которая происходит в тишине, один из рыцарей резко встает и опрокидывает чашку: все тайные конфликты находят свое выражение в этом единственном знаке, в его насилии, источник которого кроется не вне, а в самом церемониале – кажется, будто само напряжение церемониала порождает этот внезапный разрыв как его неизбежное следствие. Таким образом церемониальное насилие возникает не как нарушение, а как обострение правила, когда весь мир замирает в неопределенности от того, что прерывается игра. Такой же эффект достигается и в китайской опере, когда находящиеся в движении воины, вдруг останавливаются в самом разгаре поединка, застывают в немом пароксизме, когда сама неподвижность творит насилие над движением.

Таким образом, всякий церемониал насильственен в своем развертывании, но это насилие проистекает из обратимости правила, а не из нарушения Закона. Знак увлекает за собой обратный знак лишь самой силой знаков. Уже сама по себе последовательность знаков в церемониале и то, что они могут следовать друг за другом и порождать друг друга согласно лишь самому правилу ритуала, представляет собой насилие над реальностью. И то, что всякий церемониал развертывается циклически, является насилием над временем. И то, что организуется он лишь самими знаками, тысячами чистых знаков, в которых приобретает сверхчувственную связанность, является насилием над смыслом и логикой смысла. Весь соблазн церемониала заключается в этом идолопоклонническом, семиургическом, варварском насилии, которое противостоит культуре смысла.

Церемониал является синонимом неспешности, потому что принадлежит к порядку предопределения и отлаженного развертывания. Поспешность, как и при жертвоприношении, была бы кощунством. Нужно оставить правилу время для игры и жестам время для выполнения. Нужно оставить времени время чтобы исчезнуть. У церемониала есть предчувствие своего развития и своего конца. У него нет зрителей. Там, где начинается зрелище, заканчивается церемониал, ведь он является также и насилием над репрезентацией. Пространство, в котором он движется, не сцена, не пространство сценической иллюзии, это место имманентности и развертывания правила. Вспомним еще раз игровой процесс (карты, шахматы, азартные игры): в игровой страсти нет и капли театральности – вся интенсивность направлена вовнутрь, на внутреннее действие правила, в отличие от сцены и зрелища, которые открыты для взгляда. Наименьшее сценическое вторжение взгляда вызывает провал церемонии в эстетику, благодаря чему она становится источником эстетического наслаждения, но церемониал принадлежит не к порядку наслаждения, а к порядку возможности, и ее сила проистекает из имманентности ее развития в каждом из ее знаков и участников, а не из некой трансцендентности эстетического суждения.