Жан Бодрийар - Фатальные стратегии

Так же как расовая и ритуальная красота японских лиц противоположна рефлексивной и идеализированной эстетике наших западных лиц. Наша западная красота связана либо с особенностью натуры и экспрессии (красота характера), либо с особенностью моды (преобладание последовательных моделей, идеальности определенной черты в определенный момент и т. д.). Натурализованная и моделируемая, она предполагает различие прекрасного и безобразного (а в последнее время и довольно жесткий шантаж красотой). Восточные же черты, наоборот, – не считая того, что японцы вообще меньше внимания уделяют лицу и больше жестикуляционной церемонии всего тела, – имеют расовый, а следовательно, произвольный и условный характер, в противоположность нашей натуралистической и экспрессионной эстетике, но благодаря этому они приобретают более необыкновенную красоту – красоту одинаковой для всех ритуальной морфологии. Никакого различия: одна и та же красота играет на лицах мужчин и женщин, так или иначе, безобразных здесь нет, потому что на всех лицах проступают контуры того же рисунка. Рядом с этой западная красота с ее индивидуализацией согласно гибридными моделями кажется крайне заурядной. Игра морфологических означающих расы уверенно берет верх над эстетическими ценностями – означаемым нашей культуры.

Церемониальная красота – это не красота субъекта, так же как игровая интенсивность – это не интенсивность аффекта или желания. Церемониальная игра разрушается в равной степени как моральным законом, так и желанием.

Сегодня моральный закон мы ставим выше знаков. Игра условных форм считается коварной и имморальной: мы противопоставляем ей «вежливость [politesse] сердца» и даже радикальную невежливость желания. Мы верим в обмен и в искренность обмена, в естественность истины чувств и эмоций. Мы верим в истину, скрытую в соотношении сил, знаки которого являются экспрессивной надстройкой, всегда подозреваемой в отвлечении от реальности и мистификации сознания. Мы верим в сексуальную истину, скрытую в теле, которое является лишь поверхностью для ее дешифровки. Мы верим в примат спонтанной энергии или же глубины смысла (закон, вписанный в сердцах), предназначение которых – проложить путь через поверхностную перепутанность знаков. И мы готовы нарушить установленные коды, что бы с новой силой воссиял Закон и Истина.

На самом деле этикет [politesse] (и церемониал в целом) больше не является тем, чем он был раньше. Но именно потому, что мы хотим придать ему смысл, и мы приписываем ему назначение. Именно потому что произвольность правила мы хотим заменить необходимостью Закона, чтобы знаки этикета стали произвольным соглашением. Мы могли бы, должны были бы нагрузить моральным суждением даже правила шахматной игры. Ныне этикет, как и ритуал, потерял то значение, которое он имел в церемониальном порядке, который уже не является нашим порядком, у него больше нет функции смягчать первобытную грубость отношений, предотвращать угрозу и агрессивность (открытая ладонь как доказательство отсутствия оружия и т. д.). Как будто в обычной вежливости есть какая-то целесообразность: это наше лицемерие побуждает нас везде и всегда морализировать функцию обмена. Но закон, вписанный на небесах, это вовсе не закон обмена . Скорее это закон согласия [alliance], пакт об объединении и соблазнительной взаимосвязанности.

Соблазнительная взаимосвязанность – это то, что избегает смешения причины и следствия. Знаки здесь заключают между собой не соглашение об обмене, а пакт о согласии. Здесь царит не закон сигнификации, а лишь последовательность кажимостей. Таким образом небо со своими движущимися по кругу знаками является скорее ковчегом Завета, где созвездия следуют друг за другом, выстраиваются сами собой будто в церемониальном предопределении. Родиться под знаком – это вовсе не значит интерпретировать его или сигнифицировать в соответствии с его смыслом, это значит присоединиться к нему, заключить с ним альянс, признать за ним силу предопределения. Как и в случае со знаками этикета, здесь не стоит вопрос, верить в это или не верить, – ошибкой является всегда придавать смысл тому, что его не имеет. Судьба, как неотвратимое и повторяемое развертывание знаков и кажимостей, стала для нас неприемлемой и чуждой. Мы больше не желаем судьбы. Мы желаем истории. Тогда как церемониал был образом судьбы.

Речь идет не о восстановлении этикета как социальной функции. Если он сводится лишь к этому, то становится действительно смешным и абсурдным, так же как возрождение йоги в виде психодиетической дисциплины или же реутилизация военных искусств в хореографии Бежара. [130]Права человека, его побуждения, свобода их выражения, свобода слова положили конец этому ненужному церемониалу и коварству знаков. Браво!