Владимир Колесов - «Жизнь происходит от слова…»

Основополагающим в осознании новой теории является создание общепризнанной модели данной науки, не совсем удачно названной «парадигмой науки». Такая модель, «парадигма», универсальна, поскольку в глубинных своих определениях и понятиях включена в объекты остальных наук, разрабатываемых в данное время. Современный языковед, читая труды по естествознанию, не находит для себя ничего нового в области методологии познания. «Парадигма» современной науки все еще остается единой, а основные ее принципы являются общими, хотя в различных случаях именуются по-разному. Принципы корреляций, типы оппозиций или набор основных единиц объекта по их дифференциальным признакам совпадают во всех науках, и для историка вопрос заключается только в том, чтобы установить, кто именно первым обнаружил изоморфизм природных (органических) явлений во всех формах ее воплощения. И физик во всяком случае не будет здесь первым, хотя, конечно, и лингвист не окажется даже вторым: в языке отмеченные наукой новации отражаются позже всего, но зато законченно полным и явным образом.

Тем не менее традиционная парадигма науки разрушается буквально на наших глазах (что и является предметом нашего беспокойства), и признаки разрушения описаны Томасом Куном в 1976 году:

– происходит увеличение конкурирующих вариантов знания, в виде научных школ, каждая из которых, иногда безосновательно, претендует на обладание истиной в последней инстанции, пренебрегает достижениями других школ;

– явно выражается недовольство существующей парадигмой, что вызывает желание искать альтернативные решения, и особенно у научной молодежи, которая не догадывается, что в рамках данной парадигмы все уже было сказано, следует только порыться в подшивках старых журналов;

– в поисках фундаментальных обобщений представители конкретных наук все чаще обращаются к философии, которая давно уже перестала быть «царицей наук» в старинном смысле метафоры, потому что специализировалась в какой-то одной ее области; поскольку не анализ (основной метод познания естественных наук), а синтез знания становится на повестку дня, гуманитарные науки получают преобладающее значение, а сама философия отстает от развития частных наук, ибо ориентируется на вчерашний день (история философии как основной предмет);

– все это вызывает интерес к прикладным проблемам науки, поскольку технократический век диктует плановые задания по конкретным вопросам быта, забывая о существенных характеристиках бытия в его целом. Это мы видим и по грантам, которые выделяются преимущественно для исполнения прагматически быстрых программ, вроде переиздания научных трудов или составления словарей. Стратегия научного поиска подменяется тактикой текущих находок в угоду социальным программам – и в результате общий процесс развития науки затормаживается, пробуксовывает, не в силах породить принципиально новые идеи.

Понятно, почему подобная ситуации, усиленная еще социальными преобразованиями в стране, вызывает множество иллюзий, присущих нам сегодня, а также готовность поступиться профессиональной честью в угоду сиюминутным требованиям специальности.

Так, языковеды, которые изучают литературные языки («синхронисты»), почему-то убеждены, будто описывают именно «современную систему языка» и концептуальные единицы этой системы. Подобные убеждения и создают те иллюзии, которые мешают работать над материалом современного, например – русского, языка. В действительности же «синхронисты», избавившие себя от труда изучать язык в его развитии, последовательно как бы набрасываются на всё новые фрагменты развивающейся системы современного языка, которые, достигая известной степени завершенности, «открывают себя» исследователю. Пытаясь постичь динамику русского языка и тем самым прогнозировать его развитие (что характерно для прикладного языкознания), чисто метонимической подменой понятий приходят к смешению трех уровней языка: русского языка как системы, русского литературного языка как нормы и языка русской литературы как проявления стиля. Постоянное перенесение исследовательского внимания с синтаксиса словосочетания на синтаксис предложения, с морфологии на морфемику, со словообразования на дериватологию, с фонемы на морфему и т. д., пандемически охватывающее русистов в последние полвека, указывает на то, что и «синхронист» помимо своей воли изучает вовсе не синхронную систему «современного» языка, а исследует активно изменяющиеся системные зоны этого языка во всей его цельности.