Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Выступив после Попова, я, в свою очередь, отметил отсутствие у Поссе цельного мировоззрения и заявил, что мне понятнее выступление против Бога со стороны законченного материалиста Луначарского, чем со стороны Поссе, отвергающего Бога и признающего «разум и совесть» руководящими началами жизни. (Поссе даже образовал в Петербурге «Союз разума и совести», напоминавший своей программой нечто вроде право-социалистической партии реформистского, мирного характера.)

«Поссе преподносит нам лучи солнца и в то же время хочет загородить от нас самое солнце», – образно заметил Марцинковский, развивая мысль, выраженную мною.

7 апреля 1920 года вокруг здания Политехнического музея, где был объявлен мой диспут с Луначарским, творилось что-то невероятное. Все билеты были проданы еще за два дня до диспута, аудитория была уже переполнена, а между тем подъезд, лестницы и все коридоры здания были забиты народом, а вдоль стен музея на улице тянулась громадная очередь. Распорядителям кое-как удалось убедить публику разойтись, пообещав ей устроить новый диспут в ближайшее время. Замечателен был этот всеобщий, стихийный интерес к постановке религиозной проблемы как таковой! Но пока народ только интересовался. Скоро он начнет, пожалуй, определять свои симпатии и склоняться к решению.

Когда собрание, на этот раз под председательством А. П. Сергеенко, началось, то выяснилось, ко всеобщему и в том числе к моему разочарованию, что А. В. Луначарский не приедет на диспут, так как должен участвовать в заседании Совета обороны. (По крайней мере, так объявили аудитории.) Тут же было сообщено, что А. В. Луначарский поручил заменить его, в качестве главного моего оппонента, профессору М. А Рейснеру. Имя это, конечно, было достаточно известно. Высокий, полный, представительный, Рейснер, бывший профессор Томского и Петроградского университетов, в описываемое время состоял политическим комиссаром Балтийского флота. Он, кстати сказать, и на диспут явился в сопровождении группы матросов-балтийцев, окружавших его на трибуне верной когортой и до начала, и во время его речи.

Конечно, публике не оставалось ничего другого, как примириться с наличием Рейснера вместо Луначарского, хотя каждый из присутствующих, наверное, сознавал в душе, что уже того наслаждения ораторским искусством, на которое он рассчитывал, в этот вечер он не получит.

В своем докладе «Бог как совершенная основа жизни» (заглавие – заимствованное у П. П. Николаева) я прежде всего заявил о том, что мне совершенно чуждо церковное понимание религии, не только католическое и православное, но и протестантское. Реформация не внесла в Церковь, в сущности, ничего нового, не уничтожила рокового провала в бездны неразумности, с обожествлением Христа, с верой в искупление, в таинства и т. д. Недостаточными считаю я и чисто философские, отвлеченно-метафизические понятия о Боге. О классических доказательствах бытия Божия в философии – космологических, телеологических и онтологических – правильно выразился французский философ Ле-Руа, что они никого ни в чем не убеждают и скорее являются лишь ненужной помехой для верующего человека. Бог познается непосредственным внутренним чувством, интуицией. Доказывать Бога нельзя, и не только нельзя, но и не нужно. Это говорят и Толстой, и Паскаль, и Лао Тзе, и Маццини, и Вивекананда. Бог не может быть предметом рассудочного познания.

Он не «доказывается», а воспринимается самим ищущим Бога человеком. «Религиозный человек, – говорит Ле-Руа, – будет не особенно смущен, убедившись в убожестве метафизических доказательств бытия Божия, потому что чувствует присутствие факта, способного пережить падение всех объясняющих его теорий». Религия – связь между конечным (человеком) и бесконечным (Богом). Разум сам по себе отнюдь не составляет веры, но вера, конечно, не может быть неразумной. В этом отношении истинной вере не страшны никакие искания и достижения науки.

Тайна решающего момента духовной жизни человека состоит в том, что сознание переносится из телесного существования в духовное, из пределов ограниченности – в неограниченное. В сознании своего «я» человек сливается со всем миром. Это-то, общее во всех людях и во всем живом, неограниченное духовное Начало, которого человек чувствует себя частью и которое он сознает как Цель и Первопричину всего, он и называет Богом. Разум, совесть, любовь – это не Бог, а только Его свойства, вернее – пути к Нему.