Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Замечательно, что пользовались мы лошадьми бывшей царской конюшни, как сообщил мне старший из кучеров. Лошади эти – прекрасные, вороные, рослые, породистые, но только уже порядочно измученные, вроде нас, непосильной работой животные, – будто бы доставлены были в Москву из Царского Села или из Петрограда. Раньше летали они, запряженные в придворные кареты и коляски, по улицам Петрограда, – теперь влекли по булыжникам московских мостовых тяжелые возы с имуществом Толстовского музея. Странные судьбы, как оказывается, преследуют иногда не только людей, но и лошадей!..

Хотя имущество музея и было, наконец, благодаря любезности управдела Совнаркома, полностью перевезено на Пречистенку, я все же не мог приступить к экспозиции, по той «простой» причине, что ни в музее, ни во всей Москве не было. гвоздей. Так, из-за отсутствия гвоздей и полной невозможности достать их, пролежали коллекции, сваленные в кучу и прикрытые холстами, в главном зале особняка на Пречистенке в течение чуть ли не полутора или двух месяцев. Выручило частное лицо – добровольный сотрудник музея, молодой «толстовец» Митя Полищук. Пользуясь какими-то не поддававшимися учету таинственными связями, он достал для музея два или три килограмма двух-с-половиной-вершковых проволочных гвоздей. Нам нужны были другие сорта, но мечтать о них не приходилось, почему я и вынужден был пользоваться во всех случаях, в том числе и при развеске мелких и легких рамок, непомерно длинными и толстыми гвоздями, портившими стены и исключавшими или непомерно затруднявшими возможность новых перевесок в музее, – возможность, которую каждый хранитель музея всегда хочет оставить за собой. Только так и вышли из положения.

В новом музее обнаружился недостаток мебели. Нескольких венских стульев не хватало, да уж очень они казались и нелепыми в исполненном изящества и стиля старинном особняке. Тут помог Отдел по делам музеев. Как раз в то время решалась судьба знаменитого, связанного с воспоминаниями о Наполеоне, Петровского замка – за Тверской заставой, – замка, из которого начинали свой торжественный въезд в Московский Кремль для коронования. Оригинальное и импозантное творение знаменитого Казакова – Петровский замок – совместным решением нескольких правительственных инстанций передавался военному ведомству, для устройства в нем авиационной школы. Отделу по делам музеев предоставлено было только право вывезти из дворца стильную мебель. Тут-то и явилась возможность обставить частью этой мебели новое помещение Толстовского музея.

Снабженные мандатами Отдела по делам музеев, мы отправились однажды в Петровский замок с художником Н. Д. Бартрамом, обратились к смотрителю здания, обошли все помещения и выбрали для Толстовского музея богатый и разнообразный ассортимент прекрасной и стильной мебели – ампир 30-х годов прошлого столетия, – главным образом, кресла и стулья, но также – диваны, столы, предкаминный экран и… две ширмы красного дерева. От ширм я хотел было, отказаться, но Бартрам настоял на том, чтобы прихватить и ширмы.

– Вы теперь и не представляете себе, какие вы уголочки сможете создать в вашем музее благодаря этим чудесным ширмам! – говорил он.

Он оказался до известной степени прав. Одну ширму я, действительно, смог использовать в музее, отгородив ею в верхнем полутемном коридоре угол, занятый некрасивыми старыми шкафами. Но другая оказалась свободна и в музее не пригодилась. Я взял ее тогда временно, не изымая из музейного инвентаря, в свою личную квартиру во флигель бывшего хамовнического дома Л. Н. Толстого. И только там, однажды поправляя ковер или поднимая что-то с полу, я заметил наклеенный в нижнем уголку одной из створок ширмы, прямо надо полом, маленький ярлычок с надписью: «Антресоли Императрицы».

Оказалось, что ширма переселилась в мою скромную квартиру из помещения, в котором проводили несколько дней перед коронацией российские императрицы. Выходило, что не только людей и лошадей, но и мебель постигают иногда непредвиденные судьбы!..

Мебель, полученная музеем Л. Н. Толстого, была не в блестящем состоянии. Ее надо было ремонтировать. В частности, ободрана была шелковая обивка сидений почти у всех кресел и стульев, сорвана материя с ширм. Где взять материал? В тогдашней, пережившей испытания войны и революции Москве не только шелковую, но и вообще какую бы то ни было материю достать было невозможно.

Помог опять Отдел по делам музеев, – на этот раз – по инициативе худ. Бартрама. Видя, в каком бедственном состоянии получили мы мебель из Петровского замка, Бартрам напомнил администрации отдела, что в кладовой одного из московских музеев имеется большой запас материи, которая могла бы пригодиться для Толстовского музея. Дело шло о Втором музее новой западной живописи, помещавшемся также на Пречистенке в доме «бывшем Морозова» 13. Миллионер Иван Абрамович Морозов, поклонник нового искусства, еще до революции обратил свой дом в настоящий музей, наполнив его ценнейшими произведениями французской и вообще западно-европейской живописи. Революция конфисковала этот дом со всем, что в нем находилось. Владелец, кажется, умер где-то за границей. Собрание картин, значительно пополненное, открыто было для публики, как Второй музей новой западной живописи или (неофициально!) Морозовский, в отличие от Первого, или Щукинского музея новой западной живописи, в который превратились дом и собрание другого миллионера – любителя живописи И. С. Щукина.