Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Бедняга некоторое время бормотал еще что-то в этом роде, видимо, не будучи в состоянии сразу успокоиться от поразившего его нечаянного сообщения.

Никогда не забуду, как одного из кошмаров своей жизни, этой фигуры милого Коли Фельтена, с широко открытыми глазами и с приподнятой рукой, в тот момент, когда в голове его впервые блеснула мысль, что нелегальные издания – его детище – могли быть сожжены, – при этом не жандармами, не полицейскими, а своим, другом, единомышленником.

Да, тяжелая была история! Она и разыграться могла только вокруг человека с таким тяжелым, нескладным и внутренно противоречивым характером, каким был В. Г. Чертков.

Из переписки с С. А. Толстой. – История черкеса Османа. – Обаяние Ясной Поляны. – Верховая поездка в с. Долгое: дом князя Болконского из «Лысых Гор» разрушен. – Дни I Всероссийского вегетарианского съезда в Москве. – Жалел животных и не пожалел людей. – О Ясной Поляне – деревне. – Le vrai grand monde [82]. – Внутренняя работа сознания. – Тайна зеленой тетради. – Философия золотой середины.

«На ваши письма всегда буду отвечать тотчас же, – писала мне С. А. Толстая еще в 1911 году в Томск. – Жму вашу руку, как всегда, с дружелюбием и доверием к вашему сердцу». И этот теплый, дружеский тон оставался и во всех последующих письмах ее ко мне.

Трогательно для меня сейчас перебирать эти письма и констатировать снова и снова, что все же мы с Софьей Андреевной были не чужие, – нет, больше того! – мы были, несмотря на ни на что, близки, связаны взаимной симпатией, известной долей взаимопонимания и общей горячей любовью, хоть, может быть, и не во всем одинаковой, ко Льву Николаевичу.

Мне смешно и досадно признаться теперь, что, любя Софью Андреевну, я тем не менее всегда старался быть с нею нарочито сдержанным и как бы боялся открыто выказать свою привязанность: это, видите ли, для того, чтобы сохранить полное «беспристрастие» и «объективность» по отношению к той, которую чертковско-толстовские круги расценивали столь безжалостно и сурово. Никогда не сказал я прямо Софье Андреевне о своих симпатиях, никогда не успокоил ее насчет ее «безмерной вины» по отношению ко Льву Николаевичу, никогда, в душе осуждая Черткова, не осудил его в ее присутствии, не показал, что я – гораздо больше на ее, чем на его стороне. Я, бывало, все многозначительно и таинственно отмалчивался, и Софье Андреевне оставалось только чувствовать и догадываться, что я ее друг. Надо сказать, что таким она меня и считала.

Если я не жил в Ясной Поляне, то мы всегда, хотя бы изредка, обменивались письмами с Софьей Андреевной, делясь «новостями» и переживаниями. Софья Андреевна писала мне, когда я уезжал погостить к матери в Томск. Писала, уезжая сама на время из Ясной Поляны – то в Крым, то в Кочеты к Татьяне Львовне, то в Петербург к Кузминским, и оставляя меня «за хозяина» в доме. Писал и я ей подробно, и обоим нам эта переписка зачем-то была нужна; оба мы, – она – старуха-аристократка, и я, молодой человек без определенных занятий, – зачем-то были друг другу нужны. В 68 лет пробегаю я страницы старых писем вдовы Льва Николаевича, и у меня становится тепло на сердце.

«…От вас еще нет известий, дорогой В. Ф., а я о вас часто вспоминаю. Как вам живется? Все ли у вас есть, что нужно? Посетил ли кто вас? Так и вижу вас, согнутого над вашей работой, когда я проходила мимо! Здесь очень хорошо. Ясные солнечные дни. Но ничего еще не распустилось, только кое-где миндаль цветет. Зато море красиво блестит в солнечных лучах и волнуется своим вечным движением прибоя и отбоя волн, то маленьких, то больших, и все хочется на это смотреть.

Ездили в Массандру, и там очень хорошо: есть земля и трава и прекрасный парк. А здесь, в Ялте, – вода и камни, и это непривычно и иногда скучно. Что-то у нас в Ясной, становится ли похоже на весну?

…Вчера ездили на могилу моей матери на высокой горе с красивым видом. Теперь собираемся в Гаспру, тоже с грустью вспоминать страдания Льва Николаевича и нашу жизнь там (в 1902 году). Но все же было лучше, чем последнее время жизни Льва Николаевича. Тогда мы его выходили с любовью, а перед его смертью – не привел Бог мне походить за ним.

…Желаю вам, В. Ф., всего, всего лучшего».

(Ялта, 15 марта 1913 г.)

«Сейчас получила ваше длинное и интересное мне письмо, дорогой В. Ф. … Очень сожалею, что Медведев вас покинул; я все время думала, что ему очень трудно ходить (из Телятинок. – В. Б.) пешком 6 верст ежедневно; но этому так легко было помочь: у нас всегда есть свободные лошади, и могли бы его отвозить. Нельзя ли будет наладить на помощь вам (по описанию библиотеки. – В. Б.) ту барышню (компаньонку. – В. Б.), которую я возьму, как только приеду? Хотя бы на механическую какую-нибудь работу?