Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

…Когда вернулись домой, Кузминские ушли в свой флигель, а Софья Андреевна – опять близкая и хорошая – добыла горячей воды, сама устроила чай и позвала меня – согреться после поездки.

– Ничего не могу делать! – пожаловалась она, беспомощно улыбаясь и тряся головой. – Начала книги проверять, – нет! Ничего не могу, все в голове путается.

– Отчего, Софья Андреевна?

– От войны.

И она пояснила, уже не в первый раз, что война не выходит у нее из головы, подавляет ее и не дает ничем заниматься. Она, несомненно, была вполне искренна.

– Только и могу листья в кучи сгребать, самое приятное занятие в таком положении.

Софья Андреевна сгребала опавшие листья в парке – на подстилку скоту.

Вечером за общим чайным столом снова заговорили о войне.

Татьяна Андреевна полюбопытствовала, повесили ли серба Принципа. Ей ответили, что над убийцей Франца Фердинанда еще не было суда 29.

– Зачем суд?! – запальчиво воскликнула старуха. – Вот этого я никогда не пойму! Какой тут может быть еще суд? Раз он убил и его схватили, то убить и его тут же на месте!

– Теперь все – убийцы! – возразила сестре Софья Андреевна.

Татьяна Андреевна ругала прислугу. Софья Андреевна заметила, что, видно, сестра ее хочет, чтобы прислуга была совсем как рабы. Та не очень и возражала.

Через некоторое время Софья Андреевна между прочим рассуждала:

– Говорят, что Бог будет помогать. Никому Он не будет помогать. Или – что Бог может наказывать. Вот с этим я никогда не соглашусь! Бог – это нечто неподвижное. А мы все – мы то подвигаемся к Нему, то отходим от Него. И вот, когда мы отходим, дьявол, который караулит, тут-то нас и хватает. И вот теперь дьявол вселился в Вильгельма и через него губит людей. Все равно как в нашей семье дьявол вселился в Черткова и погубил нашу семью. И я тогда подпала внушению дьявола. Разве можно сказать, что Бог меня наказал? Нет, я забыла Бога, а не Бог меня наказал! Я была то, что называется «порченая»… Это все дело дьявола.

В тот же день Софья Андреевна рассказала, что М. С. Сухотин, в разговоре с третьим лицом, выразился о ней так:

– После смерти Льва Николаевича все стали хуже, одна Софья Андреевна стала лучше.

Это было сказано очень метко, хотя и немного двусмысленно именно по отношению к Софье Андреевне.

Но не в этом дело. Дело в том, что между нравственным характером Софьи Андреевны и Татьяны Андреевны лежала целая пропасть. И если Софью Андреевну называли иногда «язычницей» (я сам называл), то настроения ее после разразившегося над семьей несчастья показали все-таки, что душа ее и для христианства не закрыта. Татьяна Андреевна, вся в эгоистическом и эстетическом, кажется, не нуждалась ни в какой другой внутренней опоре.

Знаю, что достанется мне от многих и многих за «развенчивание» Наташи, – и не только этой, престарелой, но, главное, той, поэтической, толстовской. И все же не могу ни скрыть, ни подавить своих сомнений и выводов. Впрочем, пусть, кому нужно, зачеркнет их. Тогда ему останутся еще те наблюдения и впечатления, которые здесь записаны. Буду надеяться, что он воспользуется ими лучше, чем это сделал я.

Еще два слова о сестрах Берс.

Известно, что когда Лев Николаевич посватался к Софье Андреевне, то родители Берс были несколько смущены, так как предполагалось, что он неравнодушен к старшей из трех сестер – к Елизавете Андреевне. Да и по обычаям доброго старого времени полагалось выдавать сначала старшую дочь, а потом уже и остальных. Но чувства и пожелания жениха были определенны, и пришлось, конечно, уступить.

Веду к тому, что мне довелось однажды, тоже по смерти Льва Николаевича, видеть в Ясной Поляне и Елизавету Андреевну, по первому мужу Павленкову, а по второму, приходившемуся ей двоюродным братом, Берс. Это была сухая, строгая старуха, интересовавшаяся только финансовыми вопросами и банковским делом, которым и посвящена была вся ее долгая жизнь.

И я, сравнивая всех трех сестер Берс, думал тогда и думаю теперь:

– Нет, все-таки слава Богу, что Лев Николаевич женился именно на Софье Андреевне! Это был слабый человек, но человек. Из всех трех сестер Софья Андреевна душевно была ближе всех Льву Толстому. Конец их супружества был трагичен, но концу предшествовало 48 лет совместной жизни, в которой было согласия и счастья, наверное, в несколько раз больше, чем расхождений и страданий. Нет, в мире ничего не делается даром. И судьба хотела, чтобы именно Кити стала подругой жизни Левина.