Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

– Это моя жена, это мой сын, это Чертков-сын.

Поздоровался и я с Леонидом Николаевичем, причем заметил, что руки его, державшие шляпу, немного дрожали.

Все прошли на террасу. От завтрака Л. Андреев отказался. Приказано было подать ему чай.

Начался пустяшный разговор. Андреев рассказывал, откуда он приехал, куда едет. Ехал он, оказывается, с юга домой, в Финляндию, где у него дача. Рассказывал о Максиме Горьком, которого он видел на Капри:

– Он страшно любит Россию и ему хочется вернуться в нее, но он притворяется, что ему все равно!

Говорил о своих занятиях живописью, цветной фотографией. Софья Андреевна рассказывала ему о своих работах: мемуарах, издании сочинений Толстого. Андреев был очень робок, мягок. Со Львом Николаевичем и Софьей Андреевной во всем соглашался. Через некоторое время Лев Николаевич предложил гостю пройтись с ним. Тот поспешно собрался, отказавшись и от поданного чая.

Прогулка Льва Николаевича с Андреевым оказалась не особенно удачной: их захватил в поле сильный дождь и даже град, хотя утро было прекрасное и перед этим все стояли солнечные дни. Я шутил, что Л. Андреев, такой пессимист, теперь уверует в фатум: как он приехал, так и погода испортилась, и его с Толстым вымочило до нитки.

…Вечером Л. Андреев сидел с дамами в зале. (Лев Николаевич работал у себя.) На нем был чудесный свитер цвета «крем», очень шедший к его смуглому лицу с черными, как смоль, кудрями, и к его плотной фигуре, что он, видимо, великолепно сознавал.

– Это можно здесь? Я дома всегда так хожу, – с невинным видом говорил он.

Софья Андреевна угостила редкого гостя чтением неизданного рассказа Льва Николаевича «После бала» (именно тогда познакомился я впервые с этим замечательным рассказом), и Л. Андреев был в восторге.

Заговорили о его собственных произведениях. Ему самому из них нравятся больше «Елеазар», «Жизнь человека», начинает нравиться «Иуда Искариот». Меня поразило упоминание автором двух любимых моих вещей. По поводу рассказов «Бездна», «В тумане» Леонид Николаевич заявил, что «таких» он больше и не пишет. Благонравное заявление это звучало особенно пикантно ввиду того, что обращено оно было к графине Софье Андреевне, в свое время печатно разнесшей Л. Андреева за «Бездну» 26.

Рассказывал далее Леонид Николаевич, как в начале своей писательской деятельности он «изучал стили» разных писателей – Чехова, Гаршина, Толстого, разбирая их сочинения синтаксически и стараясь подделываться «под Чехова», «под Гаршина», «под Толстого». Ему это удавалось со всеми, кроме Толстого.

– Сначала шло, – говорил он, – а потом вдруг что-то такое случалось, захватывало, и нельзя было ничего понять, отчего это!

Вошел Лев Николаевич. Он предложил Леониду Андрееву писать для дешевых копеечных изданий «Посредника». Но Андреев заявил, что, к сожалению, не может этого, так как он «сделал, как Чехов»: запродал какой-то фирме раз навсегда не только то, что написал, но и то, что он когда-нибудь в будущем напишет.

За чаем он рассказал Льву Николаевичу о писателе Корнее Чуковском, поднявшем вопрос о специальной драматической литературе для кинематографа. Сам Андреев этим вопросом очень увлечен. Лев Николаевич слушал сначала довольно скептически, но потом, видимо, мало-помалу заинтересовался.

– Непременно буду писать для кинематографа! – заявил он в конце беседы.

Как известно, специально для кинематографа Л. Н. Толстой ничего не написал, но все же понял доводы Л. Андреева в пользу нового, тогда еще находившегося в зачаточном состоянии рода искусства.

Когда вечером Лев Николаевич зашел ко мне, как обычно, просмотреть отправляемую корреспонденцию, я спросил, какое впечатление произвел на него Л. Андреев.

– Хорошее впечатление. Умный, у него такие добрые чувства, деликатный человек. Но я чувствую, что я должен сказать ему прямо всю правду: что много пишет!..

На другой день утром Лев Николаевич еще раз гулял в парке наедине с Л. Андреевым. О чем они говорили, неизвестно. Возможно, что Лев Николаевич и сказал молодому собрату по перу свою «правду», разумеется, найдя для этого надлежащую форму.

Я пожалел, что, по причине раннего отъезда Леонида Николаевича, в 10 часов утра, Софья Андреевна, встающая поздно, не успеет его снять со Львом Николаевичем, как она вчера намеревалась. Но у Андреева оказался в багаже заряженный фотографический аппарат. Тогда я сам сообщил Льву Николаевичу о желании гостя сняться с ним и, когда Лев Николаевич согласился на это, снял их вместе. Я долго потом был убежден, что я что-нибудь сделал не так и фотография моя не удалась, потому что нигде в журналах и газетах она не появлялась. Не появилась даже при воспоминаниях Л. Андреева о Толстом, опубликованных им после смерти Льва Николаевича в иллюстрированном журнале «Солнце России». И только в 1925 году я увидал эту фотографию у вдовы Л. Н. Андреева Анны Ильиничны, с которой познакомился в дачном местечке Вшеноры под Прагой, в Чехословакии. Оказывается, из скромности или из опасения обвинений в нескромности Л. Н. Андреев ни за что не хотел опубликовать фотографию, изображающую его вместе с Л. Н. Толстым.