Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Высота Сережи Булыгина была человеческая, святость Сережи Попова – не от мира сего.

Первого из них все решительно горячо любили и стремились, тянулись к нему, – второго – почитали, удивлялись ему, интересовались разными забавными случаями из его столкновений с урядниками, приставами, исправниками и вообще «власть имущими», но в то же время как-то невольно чуждались и сторонились его, как бы не допуская и не представляя себе возможности интимного общения с ним.

Оба шли к одной и той же цели, в одном и том же направлении, говорили одним и тем же языком, пользовались одними и теми же средствами, а между тем пути их не сливались, но следовали только рядом, параллельно. Такова сила индивидуальности.

Из булыгинской Хатунки не раз приходилось мне паломничать, одному или в компании друзей и единомышленников, например, с теми же Булыгиными, – еще дальше, верст за двадцать, по направлению к селу Русанову, на один уединенный хуторок, заброшенный среди полей и лесов. Хуторок этот принадлежал милой семье Буткевичей, состоявшей из отца – Анатолия Степановича, жены – Елизаветы Филипповны и двух сыновей: старшего – Вениамина, лет 23, и младшего – Рафаила, лет 17–18 от роду. Был еще третий брат – мальчик Лева. Супруги Буткевичи принадлежали к первым по времени последователям яснополянского искателя правды. Дети разделяли взгляды родителей.

Есть такая, старая и малоизвестная, групповая фотография 1880-х годов, изображающая Л. Н. Толстого с первыми по времени его единомышленниками. Толстой, сравнительно еще не старый, и все его ученики, одетые в крестьянские рубахи и обутые в лапти, сидят полукругом в поле, на травке, – это было время, когда и Лев Николаевич, и последователи его увлекались «опрощением», возможно большим приближением к простому народу – и в одежде, и в образе жизни. Тут сняты: христообразный Хохлов, с небольшой светлой бородкой и грустным взором, довольно красивые и мужественно-энергичные братья Алехины, один из которых сделался впоследствии курским городским головой, и другие, всего семь-восемь человек. Вот, направо от Льва Николаевича, сидит, скрестив ноги, мужчина лет 30, с окладистой черной бородой и в очках, – спокойное, кроткое лицо: это и есть А. С. Буткевич. А рядом с ним – молодая, недурная собой, круглолицая женщина с кудрявой головкой: это – жена Анатолия Степановича, Елизавета Филипповна. И сидят все, начиная с их учителя, такие серьезные, важные, в полном сознании важности и ответственности избранного ими пути. Исключительно ценная, своеобразная и приятная фотография!..

Когда я узнал А. С. Буткевича, борода его, разумеется, уже поседела, но общее выражение кроткого лица и очки были те же. Жена же его изменилась еще меньше: на несколько отяжелевшем круглом личике появились там и сям морщинки, но очертания и выражение этого личика, как и темные, вовсе не поседевшие кудряшки на голове, остались прежние.

Наружность Анатолия Степановича вполне соответствовала его внутреннему духовному складу. Это был кроткий, спокойный, достойный, нетребовательный характер. Ум, довольствующийся вполне тем узким кругом деятельности, в какой поставила его судьба. Оттолкнувшись раз от берега, чтобы пуститься в плавание по указанному Л. Толстым руслу, жизненная ладья Анатолия Степановича плыла уже затем гладко и беспрепятственно, без особых толчков и волнений. Это было именно речное, а уже никак не морское плавание…

Принцип личного труда последовательно осуществлялся. Пчеловодство включено было неписанным кодексом «толстовства» в перечень нравственно допустимых и морально приемлемых занятий. На хуторе, конечно, приходилось исполнять и другие сельскохозяйственные работы.

В качестве человека образованного и интеллигентного Анатолий Степанович изучил свое ремесло – пчеловодство – и теоретически, и практически до такой степени, что стал учителем в этой области: его популярный учебник по пчеловодству, изданный «Посредником», являлся едва ли не лучшим в России. Хвалебные отзывы, дальнейшие запросы, просьбы о советах, выражения благодарности со стороны пчеловодов неслись на хутор у Русанова со всех концов страны. Буткевич, кроме того, состоял младшим специалистом по пчеловодству при Министерстве земледелия. Жизнь его, таким образом, нашла свою цель. Он жил в глуши, но как пчеловод общался со всей Россией.

Елизавета Филипповна (кажется, еврейка по происхождению) была верной помощницей своего мужа. Когда-то искренно увлеченная взглядами Л. Н. Толстого, она вполне одобряла жизненную дорогу, избранную Анатолием Степановичем, энергично вела домашнее хозяйство, воспитывала детей и безропотно сносила почти монастырски-последовательное и суровое уединение на затерявшемся среди русских просторов и удаленном от больших поселений хуторе. Конечно, и у нее был свой скрытый жизненный стимул, подобно тому, как для ее мужа таким стимулом являлась пчела, – и это было не что иное, как страстная любовь к детям, а особенно к младшему из них – Рафаилу.