Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Хотя прошения недорослей о зачислении в корпус, как правило, носят формульный характер, в некоторых случаях можно заключить, что молодые дворяне и их семьи вполне сознательно реализовывали жизненные траектории, ориентированные на учебу. Петр Бухвостов пояснял: в 1740 году «по прошению моему записан я нижайший в ынжинерный корпус учеником […] поныне во оной инжинерной школе никаких иных наук языческих и протчих кроме что до инжинерства касается не обучают, а я нижайший из шляхетства в новгородском уезде и я имею себе от роду 14 лет и желаю обучаться иностранным языкам, фехтованью, танцованию, и протчим показанным по регламенту того кадетского корпуса наукам» [766]. Михаил Щербачев числился учеником Московской артиллерийской школы, где выучил геометрию и часть артиллерии и был отпущен доучиваться дома на своем коште, однако затем пожелал определиться в корпус, «чтоб молодые дни мои втуне не проводить, а за недостатком моего иждивения на своем коште учиться не в состоянии» [767]. Артиллерийской школы ученик Петр Вешняков (семья имела поместья в Арзамасском и иных уездах, 17 лет) был также отпущен ранее домой для обучения на своем иждивении. Однако теперь «как за недостатком оного, так и партикулярных мастеров, от которых по желанию моему могу научиться» Вешняков просился в корпус «для службы В. И. В. и для обучения языков, наук и военных эксерциций в кадеты определить, дабы по моей рабской должности мог в просвещении разума столь наивящею пользою высочайшей службе В. И. В. по природной моей склонности жизнь мою совершить» [768]. Федор Смольянинов был отпущен домой со смотра 1743 года «и в том же году съехал он в Астрахань к отцу своему отставному майору Родиону Петрову сыну Смольянинову, который ныне обретается в Астрахани у рыбных промыслов, и в обретающемся там инженерном корпусе обучался на своем коште и обучил арифметику с принадлежащими частями геометрии и довольные части фортификации», представив аттестат за руками «инженерных штап и обер офицеров» [769].

Эти служебные стратегии, конечно, реализовывались на фоне имеющегося ландшафта социальных связей, определявшего выбор наиболее оптимальных вариантов. Показателен пример Ивана Харламова (15 лет, солдат в Ингерманландском полку). Отец его служил в выборных ротах у фельдмаршала Шереметева и отставлен к делам; один из дядей служил во флоте («ранга не упомню»), другой – прапорщиком в Санкт-Петербургском гарнизонном полку. Один из братьев Ивана был капралом в Ингерманландском полку – в том самом, где числился и сам недоросль; другой, Григорий, которому Иван и был приказан в столице, – кондуктором в Инженерном корпусе. В корпусе, однако, у Ивана был двоюродный брат по матери, Егор Головцын. Оказавшись в корпусе, Харламов был определен в 1-ю роту – в ту самую, где его кузен Головцын числился капралом. Корпусной быт у братьев, надо думать, был вполне налажен: Головцын просил не вычитать у него из жалованья деньги за казенную еду, объясняя, что «имею завсегда свои столовые припасы, которые приходят из деревень отца моего» [770].

Отдельно следует упомянуть имперское измерение процесса консолидации элиты. Изначально, как это и было предусмотрено учредительными документами, корпус был нацелен на выстраивание контактов между русским и прибалтийским дворянством, в том числе через взаимное изучение языков. В 1740‐х и особенно в 1750‐х годах корпус все чаще используется правительством и для воспитания из представителей других народов лояльной элиты, адаптированной к имперской культуре. Так, в 1740‐х годах в корпус были определены четыре сына калмыцкого хана, титуловавшиеся князьями. Двое из них, князь Петр и князь Филипп, умерли в корпусе, однако князь Алексей, поступивший в 1745 году, был в 1756 году произведен в поручики при корпусе, а в 1762 году, по смерти его отца, был отставлен с производством из майоров в полковники и отправлен управлять отцовским улусом. Четвертый из ханских сыновей, князь Иона (в корпусе с 1747 года, в 1756 году произведен в прапорщики при корпусе), тогда же, в 1762 году, был переведен из корпуса капитаном в лейб-гвардии Преображенский полк [771]. В 1748 году в корпус по просьбе Коллегии иностранных дел определен «привезенный из Кизляра сюда в Санкт Питербург мурзинский сын новокрещенский» Дмитрий Таганов, причем Коллегия специально отмечает, что юноша, уже «будучи при коллегии учится российской грамоте читать и писать и, ходя в академическую гимназию пишет по-немецки и рисует нечто, а притом у советника канцелярии Хризоскулева обучается турецкого языка, показывая ко всему тому охоту и понятие». На этом основании Коллегия просит Таганова «определить на некоторые годы в кадеты, где он будучи в на(д)смотрении мог начатому наивяще обучиться и к тому же и другие штатские науки познать и потом бы в службу оной коллегии годным быть»; для него должно было быть предусмотрено специальное расписание – три дня в неделю Таганов должен был вместо обычных занятий в корпусе ходить учиться к упомянутому Хризоскулеву. В 1756 году Таганов был выпущен поручиком в переводчики в Астраханский гарнизон и впоследствии сыграл важную роль в управлении Кабардой [772].