Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

О Павле в этой переписке тоже не забывали. Ожидалось, что на его нравственные качества хорошо повлияет наблюдение за дружбой его отца и наставника. Александр Строганов недвусмысленно выражал желание, чтобы его сын считал Ромма другом отца и думал, что отец любит его и Ромма в равной степени, и чтобы сын распространил свою любовь к отцу и на гувернера.

Моя нежность [к вам] вам известна, она не отделяет вас друг от друга, вы оба в равной степени дороги мне. Мой сын, мой друг […] как различить вас? Мой дорогой Ромм, я бросаюсь в ваши объятия; […] а вы, мой дорогой сын, которому я даю свое отцовское благословение, которого я прижимаю к сердцу, следуйте советам друга, который стольким пожертвовал, чтобы быть рядом с вами и стать вам вторым отцом. Да, мой дорогой сын, следуя его советам, вы станете добрым гражданином, человеком, приносящим пользу ближним и моим утешением [483].

Видно, что Александр Строганов пользуется теми же сентиментальными терминами, которые использует Ромм, и, заботясь о сыне, воспроизводит их в своих письмах.

Ромм читал в присутствии Павла письма графа, адресованные ему одному, и позволял мальчику видеть свою реакцию на них. Он так описал один подобный опыт: «Я прочел ваше письмо в присутствии Попо; он заметил то впечатление, которое оно на меня произвело, нежно обнял меня и захотел прочитать это письмо сам» [484]. Подобные знаки чувствительности были целью педагогической программы Ромма и убеждали его в будущем успехе ученика, о чем он писал в 1784 году: «Да, дорогой граф, у вас будет достойный вас сын, в чем я клянусь зарождающейся в нем чувствительностью» [485]. Как мы увидим в следующей части статьи, отсутствие эмпатии и ответа на дружеские чувства вызывало у Ромма тревогу: для него это означало, что он потерпел неудачу как педагог, а Павел ничего в жизни не добьется.

Искренность Ромма подтверждает тот факт, что в 1785 году его дружеские излияния по отношению к графу пошли на спад. Понемногу исчезли слова о «прямоте» (droiture) графа, его «благородстве чувств» и «любви к добру», а также проявления заботы и сопереживания. В 1786 году Ромм признавался графу, что «обязан» ему чувствами откровенности и свободы как отцу Павла. Тем самым он подразумевал, что сам по себе Александр не мог вызвать у него таких чувств [486]. О причинах подобного охлаждения можно только догадываться, поскольку Ромм никогда не упоминал о конфликтах с графом или каких-либо недостатках его характера в своих письмах – по крайней мере в тех, что дошли до нас.

Исследователи, начиная с Марка де Виссака, считали, что Ромм был несчастлив по причине домашних неурядиц [487]. Трудности возникали из‐за плохих отношений наставника с Екатериной Строгановой. В сердитой записке он указал на неуважительное отношение, которое он встретил со стороны ее окружения: «Тот факт, что в этой стране гувернеры окружены недоверием и чем-то вроде бесчестия, слишком тревожит мою чувствительность, поэтому я буду стараться как можно меньше беспокоить моим присутствием тех лиц из вашего общества, которым было бы неприятно дышать одним воздухом с учителем (outchitel) » [488]. По мнению Галанте-Гарроне, Ромм был несчастлив в Петербурге и из‐за сложной любовной связи с Антуанеттой Доде, фрейлиной графини. Доде и сама не была счастлива. Ее отношения с графом, очевидно, были хорошими [489], но к своей покровительнице она, по всей видимости, относилась с презрением. Доде винила Екатерину Строганову в распущенности, хотя жизнь Александра Строганова ей тоже не казалась образцом приличия [490]. Хотя все эти источники напряжения были очевидны уже в 1780 году, разрыв между Роммом и Александром Строгановым состоялся тем не менее не сразу. Остается неясным, почему он произошел примерно через пять лет.

Охлаждение Ромма к Александру Строганову совпало с его решением покинуть Россию. В качестве предлога для отъезда Ромм говорил о продолжении образования за границей, Grand Tour, и это позволяло ему взять Павла с собой [491]. В XVIII веке Grand Tour был кульминацией в образовании каждого молодого человека из знатной семьи. Обычно он начинался, когда ребенку исполнялось 16 лет [492]. Ромм, однако, начал просить об отъезде в 1785 году, когда Павлу было всего 13. Примечательно, что в своих письмах к Строганову Ромм, говоря об отъезде, часто упоминал о дружеских чувствах к Павлу и к Головкину, но не к своему адресату: «Я проникся дружескими чувствами к Павлу, я считал заботу о нем своим долгом перед покойным графом Головкиным […] но если мой успех невозможен, не означает ли это, что я буду действовать против собственной совести, против дружбы, побуждающей меня заботиться о благе ребенка […] если я буду придерживаться решения, которое может быть пагубным и вредным для Попо?» [493]