Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

Н.Ф. Мельникова в то время (будучи женой Ростислава Ривнача, управляющего книжным магазином «М.О. Вольф» на Кузнецком мосту в Москве) активно распространяла славистические издания и была связана со многими ведущими и начинающими славистами, охотно выполняя многочисленные просьбы провинциальных исследователей о посылке новейших славистических изданий.

Со всеми возникающими вопросами в области собственной специализации Мельникова, не без весомой рекомендации профессора Щепкина, зачастую обращалась непосредственно к тому или другому слависту. Бесспорно присущие ей практицизм, целеустремленность и отсутствие излишних предубеждений в общении со «светилами», тяга к познанию славянских языков (не только чешского, но и сербского и др.) при помощи их «носителей» способствовали в годы Первой мировой войны интенсивному формированию Н.Ф. Мельниковой-слависта из совсем недавно закончившей обучение студентки. Ее связывала дружба и переписка с И. Розановым, к которому она также обращалась за советом и помощью. В этой связи приведем весьма ценный для характеристики времени накануне Октябрьской революции отрывок из письма Розанова Мельниковой (в ответ на ее различные практические вопросы): «…и вообще в наши времена „учение – свет, а неучение – тьма“ звучит для многих анахронизмом. Образование все целиком заподозрено „товарищами“ в буржуазности, а потому долой его! Бедный, темный русский народ! Но я не теряю веры, что тьма рассеется, и восклицаю словами Бальмонта „Будем как солнце“. Если нельзя быть солнцем, останемся самими собой и не пойдем на провокацию красивых лозунгов» [481].

Рукописные материалы Н.Ф. Мельниковой, относящиеся к творчеству Ю. Зейера, содержат черновой карандашный вариант перевода его «Опаловой чаши» (Opálová miska), машинописный очерк о его творчестве и, кроме того, рукописный текст рецензии на этот очерк-доклад. Автора рецензии нам, к сожалению, установить не удалось. Им, возможно, являлся редактор того литературного периодического издания, где первоначально предполагала Мельникова опубликовать свой очерк, однако не успела этого сделать. Не забудем, что шел 1917 г. Не имеет смысла приводить целиком текст этой рецензии. Однако ряд ее положений представляют несомненный интерес для специалистов, поскольку этот материал отражает в какой-то мере восприятие чешской культуры рубежа XIX–XX вв. [482]и, в частности творчества Ю. Зейера в России, где он провел довольно продолжительное время в качестве воспитателя и репетитора, побывав в Москве, Киеве, в Крыму и т. д. В этой же рецензии содержится также яркая и, на наш взгляд, тонко подмеченная емкая характеристика рецензентом особенностей национального характера чехов: «… можно не сообщать публике всего, но нельзя позволить публике догадываться, что ей сообщено не все, ей не втолкуешь, что не все нужно. Но, я бы не скрывал сухости, схематичности плана и композиции у Зейера, отсутствия живых лиц (характеров). Я бы сказал осторожно „чехам, даже мечтателям (пессимистам, оптимистам, романтикам, экзотикам) свойственны черты умов XVIII века: отчетливая рассудочность, сатиризм, афористичность (выделено нами. – Е.Ф.)» [483].

В заключение подчеркнем, что интерес к творчеству Ю. Зейера, как в Чехии, так и за рубежом (особенно на Западе), не ослабевает, о чем говорят сравнительно недавние публикации о нем литературоведческого и культурологического плана [484]. В нашей стране наследие Ю. Зейера все еще ждет углубленного изучения. Современные исследователи отмечают универсальный пантеизм Зейера, сравнивая его литературно-философскую систему со спинозовской, а также с древнеиндийской философией. Зейер видит утешение перед вечностью в идее Всевышнего, в образе материализованной Земли, с которой в итоге соединяется человек. Несмотря на кажущуюся оторванность от реалий повседневного бытия зейеровских героев, они посредством экспрессивных «миражей» в духовном и социальном отношении многопланово связаны с современной действительностью.

Начинающему русскому слависту Н.Ф. Мельниковой еще в 1917 г. удалось увидеть своеобразие и богатство внутреннего духовного мира Зейера, его главных героев. И что особенно важно – ей удалось связать их искания с реалиями решающего этапа борьбы чешского и словацкого народов за национальную эмансипацию и государственную независимость.

В 1918 г. местопребыванием Чешско-словацкого Национального Совета (Отделение для России) становится Москва. Сюда переехал и Я. Папоушек, квартировался в чешско-русской семье состоящих в гражданском браке супругов Ростислава Ривнача и Надежды Филаретовны Мельниковой-Кедровой (по первому мужу). Ее второй муж Р. Ривнач (Řivnáč) являлся управляющим известного книжного магазина «М.О. Вольф», активно распространявшего тогда славистические издания, и входил в правление Союза чешско-словацких обществ в России. Обоих можно отнести к активным пропагандистам славянских культур и участникам т. н. всеславянского движения в России. В письме Мельниковой один из ее корреспондентов – славист Панасюк из Ростова-на-Дону летом 1916 г. писал в частности с одобрением о стремлении супругов Ривнач к тому, «чтобы чешские работы и художественные произведения выходили на русском языке в хорошем переводе, что Вам и Вашему мужу составит имя. Если не ошибаюсь, он (Ваш муж) (Р. Ривнач. – Е.Ф.) играет большую роль в чешско-словацком обществе. Если удобно, прошу Вас передать ему мой искренний привет и пару теплых слов по адресу высоко-культурного чешского племени, у которого нам – россам надо много и очень много учиться (выделено нами. – Е.Ф .)». [485]