Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Конституционное устройство Королевства Польского и либеральные декларации Александра I, обращенные к полякам, возбудили в просвещенном русском обществе зависть и особое раздражение, так как в действиях царя, подразумевавших, что Россия менее, чем Польша, готова к введению конституции, россияне усмотрели ущемление национального достоинства. Генерал А. П. Ермолов писал в апреле 1818 г. А. А. Закревскому: «Я думаю, судьба не доведет нас до унижения иметь поляков за образец и все останется при одних обещаниях всеобъемлющей перемены» 24. Ф. В. Растопчин свидетельствовал: «Из Петербурга пишут конфиденциально, что речь императора в Варшаве, предпочтение, оказанное им полякам, и дерзость тех вскружили головы; молодые люди просят его о конституции» 25. Об антипольских настроениях, царивших тогда, вспоминал впоследствии декабрист Н. И. Тургенев. Даже князь П. А. Вяземский, который в 1818 г. только начинал свою службу в Варшаве и еще не успел сблизиться с польским обществом, с досадой писал: «Зачем говорить полякам о русских надеждах? Дети ли мы, с которыми о деле говорить нельзя…» 26

Генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич вспоминал о пребывании в Польше в 1818 г.: «В Варшаве русских как будто вовсе не было; мы все чересчур стушевывались […] везде первенствовали поляки: они, будто они одни представляли собою тип всех способностей, у которых русские должны, будто бы, всему учиться. Такое положение не было естественно и не могло долго продолжаться. Поляки возмечтали о себе более, чем благоразумие сего дозволяло, и высокомерие свое постоянно выбалтывали, а русские молчаливо, но глубоко затаили оскорбление национальному своему чувству» 27. Беседуя между собой, русские военачальники М. А. Милорадович и А. И. Остерман предрекали И. Ф. Паскевичу, что ему придется через десять лет брать Варшаву штурмом 28(что в действительности и произошло в 1831 г.). Этот эпизод свидетельствует не только о дальновидности участников Отечественной войны 1812 г., но подтверждает существовавшее расхождение между формальным статусом Королевства Польского и его восприятием русскими как «завоеванного края».

Примечательно, что «патриотическая скорбь» объединяла и сторонников, и противников конституционных преобразований в России. И «либералисты», с энтузиазмом воспринявшие обещание конституции, и консерваторы, противившиеся любым проектам коренных реформ, в первую очередь, отмене крепостного права, были охвачены антипольскими настроениями. Это предвидел российский министр иностранных дел И. А. Каподистрия, читавший в феврале 1818 г. подготовленный Александром I текст речи и возражавший против двух ее пунктов – «сравнения, которое император предположил провести между Польшей и Россией, и обещания присоединить к Царству Польскому губернии, входившие в состав России». Его замечания, однако, не подействовали на императора: Александр I оставил собственный вариант речи, который и произнес перед польским сеймом 29.

В это время представления о Польше, свойственные просвещенной части российского общества, диктовались прежде всего отношением к ней как к историческому противнику России. Негативный образ недавнего союзника Наполеона в войне 1812 г., способствовавшей небывалому росту национального самосознания русских, дополнялся реанимированным уже в 1806-1807 гг. образом поляков-интервентов периода Смуты. После Тильзитского мира, воспринятого как национальное унижение, в России стал активно формироваться канон восприятия событий начала XVII в. Освобождение России от поляков в 1612 г. стало в начале XIX в. восприниматься как ключевое событие народной истории 30. Все это дополнялось пришедшим с Запада образом Польши как отсталого во всех отношениях государства, где господствует анархия и шляхетская вольница. Еще в 1802 г. в «Историческом похвальном слове Екатерине II» Карамзин писал: «Польская [республика] была всегда игралищем гордых вельмож, театром их своевольства и народного унижения. […] пусть ветер развевает пепел тех капищ, где тиранство было идолом» 31. Мысли о несовместимости традиций шляхетского республиканизма с гражданскими свободами высказывались и на Венском конгрессе критиками польской политики Александра I.

Подобным образом и в 1818 г. Н. И. Тургенев, вспоминая о разделах Речи Посполитой, продолжал утверждать, что хотя и «печально для друга человечества видеть уничтожение Польши, но сие уничтожение сблизило тогда Россию с Европой». «Польша в недавнешнем ее существовании, – писал он в своем дневнике, – была бы всегда стеной, отделяющей нас от Европы с сей стороны, и грязным источником, из которого бы текла в Россию безнравственность и подлость дворянства польского и ненависть и презрение к конституционным государствам. Народ или публика судят по первым впечатлениям; первые же впечатления, поражающие обыкновенных людей при виде Польши, были бы конституция и беспорядки, своевольство и рабство!» 32Размышляя о польской политике Александра I, Тургенев высказывал опасения, что конституционные свободы могут прийти в Россию через Польшу, как «чистая вода через нечистый водопровод» 33.