Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Важным фактором, влиявшим на планы Патриотического общества, был революционный подъем в Европе. На собраниях его членов проявлялось «возбуждение умов, распаленных событиями, происшедшими в Испании и Италии». С Италией пытались установить контакт, выслав в Неаполь представителя познанского отделения Общества. Из Познани выезжали также во Францию и Германию, надеясь договориться с тамошними организациями. Особенно рассчитывали на Францию: один из активных деятелей Общества Я. Карский собирался в 1821 г. посетить Париж, а возможно, и Грецию. Карский оказался предателем: в Париже он сообщил сведения о Патриотическом обществе российскому послу Поццо ди Борго, который немедленно передал их Новосильцеву. Но поручение Общества Карский выполнил, дав свою оценку ситуации во Франции. «Что касается французов, – писал он в 1822 г., – то они в состоянии высочайшего волнения, число карбонариев безмерно, и сомнительно, чтобы правительство, несмотря на свою бдительность, могло это подавить». По заданию Общества другой его деятель, А. Скужевский, попытался выяснить из либеральных источников, «происходят ли революции, которые теперь охватывают всю Европу, из одного центра, где он находится и имеют ли революции между собой союз и определенное направление». В конце концов наступило разочарование, и эмиссар Патриотического общества заявил, что на французов рассчитывать нельзя, но мысль об опоре на Европу не исчезла. Правда, теперь речь шла не о расчете на революционный союз народов, а о поддержке европейских правительств. Так, старались выйти на контакт с английским послом в Дрездене, чтобы через посредство Англии заключить союз с турками, готовящимися к войне с Россией 89.

Деятельность и контакты Патриотического общества попали в поле зрения полиции Новосильцева в сентябре 1821 г. Лукасиньский узнал об этом и предупредил членов Общества. На допросах следственного комитета он не говорил об Обществе, а представлял дело так, будто речь шла о Национальном масонстве, и подчеркивал факт его роспуска. Но арест других членов Общества и их показания опровергли эту версию. Правда, следствие не выявило какой-либо реальной подготовки к восстанию, и допрошенные члены Общества усердно твердили, что не намеревались использовать военную силу для достижения цели. Поэтому в 1824 г. Лукасиньский, Доброгойский и Добжицкий были признаны виновными в «отдаленной попытке государственного преступления». Лукасиньский взял всю вину на себя и как главный и единственный организатор тайного общества, имеющего «революционные цели объединения всех частей давней Польши», получил 9 лет заключения. После неудачной попытки организовать в тюрьме бунт, чтобы осуществить побег, Лукасиньского приговорили к расстрелу, но затем заменили расстрел 14 годами лишения свободы. Однако в действительности он до конца жизни находился в заключении, сначала в Польше, а потом в Шлиссельбургской крепости. Там он написал «Воспоминания», где рассказал об обстановке, сложившейся в автономном Королевстве Польском, о произволе полиции, самоуправстве великого князя, лицемерной политике Александра I, а также о возмущении простого народа и низшего духовенства «неуважением русских к католической религии, ее святыням и монастырям», о недовольстве в связи с тяжелым бременем содержания в крае русской армии и прочее. Он дал анализ социальных отношений в Королевстве, подчеркнув, что конституция забыла о крестьянах, «составляющих все население и силу страны». Лукасиньский считал необходимой отмену барщины, но указывал, что помещики сдали в архив аграрную реформу и теперь внушают крестьянам, что их свобода кончилась, потому что царь ее не любит, не дал ее никому в России и польским крестьянам о ней думать не позволит. В этом он видел причину ненависти и недоверия между шляхтой и крестьянством, с одной стороны, и «возобновления ненависти против русских», с другой. В результате крестьяне заявляли: «Вот это московский царь, который провозгласил себя польским королем и обещал быть отцом нашим лишь для того только, чтобы отомстить нашим детям и братьям за то, что они, служа Наполеону, сражались с его армией». Лукасиньский приводил пословицу, которую они повторяли: «Пока стоит мир, москаль не будет братом поляку» 90.

Арестовав Лукасиньского и других членов Патриотического общества, власти считали, что покончили с тайной организацией. В 1824 г., когда закончился суд над Лукасиньским, внимание правительства Королевства Польского, деятельность явной и тайной полиции были направлены на подготовку к предстоявшему в 1825 г. проведению отложенного ранее сейма третьего созыва. Нужно было обеспечить «чистоту» депутатских рядов, изолировать оппозицию. «Главного оппозиционера» В. Немоёвского задержали по дороге в Варшаву, и пока работал сейм, он находился под домашним арестом, его протесты остались безрезультатными, даже в 1826 г. ему не разрешили выехать в Познань. Были также изолированы и другие либералы: Т. Моравского в 1825 г. арестовали за «сговор» с В. Немоёвским, а Б. Немоёвскому пришлось оправдываться перед Сенатом. Накануне открытия сейма к принятому ранее постановлению о запрете публиковать протоколы заседаний с выступлениями депутатов (сообщались лишь «результаты» и цифры голосования) добавили новое ограничение гласности, нарушающее конституцию: в дополнительной статье к ней, представленной императором, предписывалось проводить заседания сейма в закрытом режиме, чтобы устранить «опасность», которую могли вызвать дебаты. «Публичность дискуссии в обеих палатах, – говорилось в обосновании этой меры, – давая ораторам возможность приобрести минутную популярность, вместо постоянного занятия общественным благом, способствовала превращению этих дебатов в бесплодную декламацию, нарушающую столь желанное единство, и изгнала спокойствие и достоинство, которые должны царить при серьезном обсуждении». Кроме того, по распоряжению государственного секретаря после каждого заседания полагалось посылать протоколы царю для просмотра; в связи с этим в зале заседаний присутствовали стенографисты из канцелярии великого князя, то есть осуществлялся явный полицейский надзор 91.