Это обстоятельство отмечено и «Повестью временных лет», сообщившей о расширении первоначального «княжения» Рюрика именно в восточном и юго-восточном направлениях, от Белоозера — к Ростову и Мурому. В материалах памятников этого региона имеются подтверждения ранней активности скандинавов на землях формирующейся северо-восточной Руси, в IX в. тесно связанной с Верхней Русью. По мнению современного исследователя этого региона И. В. Дубова, основной поток славянской колонизации Волго-Окского междуречья шел в это время с Северо-Запада, и в потоке славянского (а также ассимилируемого финно-угорского) населения сюда проникали и отдельные группы варягов (Дубов 1982:33-37). Скандинавские находки известны у дер. Городище (Крутик) в окрестностях летописного Белоозера (Голубева 1979а: 131-137; Го¬лубева 19796: 186-187), на Сарском городище под Ростовом (Леонтьев 1975: 20), в погребениях Владимирских курганов (Рябинин 1979: 243). Наиболее ранние и выразительные скандинавские комплексы сосредоточены в курганных могильниках Ярославского Поволжья, Тимеревском, Михайловском, Петровском, при которых располагались открытые поселения (см. рис. 49ж).
Ярославские памятники дали богатый и разнообразный материал, относящийся как к истории освоения края славянами, так и к характеристике торговой активности на Волжском пути в IX-XI вв. (Ярославское Поволжье 1963; Дубов 1982; 124-187). Вплоть до основания великокняжеской крепости в Ярославле (1024 г.) эти открытые торгово-ремесленные поселения вместе с летописным Ростовом составляли, по-видимому, основу загадочного «третьего центра Руси», который арабские источники называют «Арса» (Дубов 1982:104-123; Мачинский 1982:22). Присутствие норманнов в этой политической общности по погребальным памятникам прослеживается с IX в. В X в. разворачивается процесс этнической интеграции и социальной стратификации, который привел к растворению пришельцев в славянской среде. Вклад варягов в культуру торгово-ремесленных поселений проявился не только в погребальном обряде, распространении некоторых типов вещей, но и в какой-то мере в керамической и домостроительной традициях (Седых 1982: 111-118; Томсинский 1982:118-123). Продвижение скандинавских воинов-купцов по Волжскому пути зафиксировано находкой норманского сожжения с оружием в Белымере, близ Булгара, что позволяете большей долей вероятности видеть в «русах», встреченных здесь в 922 г. Ибн-Фадланом, представителей именной этой группы (Arbman 1955:64-65).
Наряду с Ярославскими курганами и открытыми торгово-ремесленными поселениями, Сарским городищем, ранними слоями древнерусского Ростова, новые данные раскрывают возможные связи «окняжения» этой территории, «третьего центра Руси», силами, направлявшимися с дальней окраины Северо-Запада, из Пскова (и включавшими в свой состав варяжский контингент). Угличский кремль в результате исследования С. В. Томсинского выступает как «раннерусский» центр X в., с мысовым укреплением, усадебною застройкой и языческим могильником. Комплекс находок скандинавского происхождения (бутероли, фибула, обломок скрамасакса и др.) подкрепляют сведения поздних по происхождению текстов местной летописи, согласно которым Углич основан «Яном Плесковичем», «братом» или посланцем княгини Ольги (Томсинский 1999:177) Город, по этим данным, основан в 945 г., в период расцвета «волжской торговли» русов и притом закреплял внутренние взаимосвязи восточных и западных опорных пунктов «Руси Рюрика».
В конце X — начале XI в. на Северо-Востоке развиваются процессы, которые привели к быстрому обособлению Ростово-Суздальской земли и превращению ее в одно из крупнейших древнерусских княжеств. Однако и к этому времени скандинавский элемент здесь далеко не исчез, хотя внешние связи «поволжских варягов» значительно сократились в связи с упадком Волжского пути после разгрома Святославом Булгара и Хазарии в 964-965 гг. Раскопки М. В. Седовой в Суздале, наряду с Ростовом, в «стольном городе» Ростово-Суздальской земли XI-XII вв., раскрыли боярскую усадьбу XI в. с ремесленной мастерской, где работал мастер, владевший рунической письменностью. На одной из отливок изображался Один с воронами, а руны сообщали об амулете: «этот Олава». Автор раскопок резонно полагает, что вместе с ремесленными изделиями «найденные предметы вооружения и снаряжения всадника, а также отдельные предметы скандинавского облика заставляют предположить принадлежность хозяина к верхушке варяжской княжеской дружины» (Седова 1980: 47-48), и позднее исследователи связали владельца этой усадьбы с дружиною Шимона, потомка одного из воинов Ярослава Мудрого, основателя династии ростово-суздальских тысяцких (Дубов 2001: 157).
Читать дальше