Артюр Арну: История инквизиции

§ 2. Способы действий трибуналов старой инквизиции[8] Эти правила были окончательно установлены на соборе, созванном в Таррагоне, в 1242 году. — Прим. автора . .

Когда священник назначался папой или делегатом папского престола инквизитором, то он доносил об этом королю; король посылал тогда вспомогательный королевский указ, который предписывал под строжайшей угрозой трибуналам всех тех городов, через которые должен был проехать инквизитор, оказывать ему всякое содействие: арестовывать всех людей, на которых им будет указано, как на еретиков и заподозренных в ереси; отсылать их в указанные им места и наказывать их согласно его распоряжения. Тот же указ принуждал должностных лиц предоставлять инквизитору помещение и способствовать снабжению всеми удобствами во время путешествия.

Комендант города являлся к посланному инквизиции, и, находясь в его распоряжении, давал клятву выполнять его предписания, направленные против еретиков, но в особенности принимать все необходимые меры для их розыска и ареста. Если должностное лицо отказывало в повиновении, то инквизитор прибегал к отлучению и объявлял его лишенным занимаемой должности впредь до снятия с него анафемы.

Инквизитор назначал какой-нибудь ближайший праздничный день для того, чтобы, выйдя к народу, собравшемуся в церкви, где он должен был проповедывать, объявить жителям предписываемую ему обязанность выдавать еретиков и затем прочесть им эдикт, в котором, под угрозой отлучения, приказывалось в самый кратчайший срок приступить к доносам. Затем он объявлял, что люди, виновные в ереси и явившиеся по собственному почину и добровольно сознавшиеся до своего ареста и до истечения срока для исходатайствования помилования, получат отпущение и будут подвергнуты лишь легкому церковному наказанию; если они будут дожидаться, чтобы на них донесли, то по прошествии известного срока (обычно, месячного) они будут преследуемы со всей строгостью закона.

Если в это время на них получались доносы, то их регистрировали, но преследования откладывались на время, пока не было установлено, явились ли обвиняемые добровольно или нет. После данного срока, доносчик вызывался для указания свидетелей или для предъявления доказательств своего доноса.

Когда эти первоначальные действия заканчивались, назначался срок ареста обвиняемого, который до этого момента абсолютно ничего не подозревал о своей участи.

Для него не могло быть ни привилегий, ни убежища, каков бы ни был его ранг. Попав в руки инквизиторов, он не мог больше соприкасаться ни с кем.

Горе тому, кто бы проявил по отношению к нему жалость или участие! Он сделался бы подозрительным.

Обвиняемого бросали в ужасную тюрьму. В это время чиновники инквизиции отправлялись в его дом, составляли инвентарь всего его имущества и налагали арест на все его владения.

Кредиторы его теряли свои долговые обязательства, его жена и дети впадали в полное одиночество и самую ужасающую нищету.

И часто можно было встретить честных женщин, девушек лучшего общества, принужденных ради насущного хлеба заниматься проституцией.

После нескольких месяцев заключения инквизиторы посылали к обвиняемому внушить ему, чтобы он ходатайствовал об аудиенции, ибо общим правилом этих трибуналов было стремление всегда выставить обвиняемого в качестве просителя.

Появившись перед судьями, он был допрашиваем, как будто бы его и не знали; не объясняя, в чем он обвиняется, и при этом ставили всевозможные ловушки, чтобы принудить его признаться в своей ереси.

Обвиняемые часто признавались в преступлениях, которые никогда не совершали, лишь бы избегнуть мучительных допросов и бесконечного тюремного заключения.

Проходили годы, покуда ему выдавалась копия его дела, и какая копия! Это будет видно дальше.

Тогда ему назначался адвокат, но своего адвоката обвиняемый мог видеть только в присутствии инквизиторов, и адвокат имел право говорить с ним лишь для того, чтобы убедить его признаться в преступлении [9] Леонард Галлуа — до конца главы. — Прим. автора . (Леонард Галлуа — франц. историк, 1789–1851. — Прим. перев .). .

Свидетели не были обязаны подтверждать перед трибуналом свои показания, и их никогда не вызывали на очную ставку.

Допускались показания самых негодных личностей, и их свидетельства было достаточно, чтобы отправить на костер любого человека.

Показание двух свидетелей, слышавших о той или иной вещи, было равносильно показанию одного свидетеля, который что-нибудь лично видел или слышал.