Артюр Арну - История инквизиции

Для «подозрительных» было наказание примерно, то же самое и длилось три, пять, семь и больше лет. В течение всего этого времени примиренный с церковью должен был в день всех святых, на рождество, в крещение, в сретенье, равно как во все воскресения великого поста отправляться в одной рубашке и босой в собор, с крестообразно сложенными на груди руками, дабы быть там высеченным епископом или священником. Исключение делалось только в вербное воскресенье.

Во время всего поста он в том же виде должен являться в церковь, откуда его изгоняли, и он обязан был стоять у дверей и там выслушивать всю обедню. На одежде своей он носил два креста, другого, чем одежда цвета.

Казалось бы, нельзя придумать закона более лицемерного и более утонченно-жестокого.

Но это заблуждение. Новая инквизиция, утвержденная Торквемадой, превзошла все, что до сих пор было.

В Испании, как почти всюду в Европе, евреи захватили торговлю в свои руки и нажили себе крупные состояния.

Этого было достаточно, чтобы предать их в руки инквизиции.

Впрочем, народное недоброжелательство часто проявлялось по отношению к ним. Христиане, бывшие зачастую их должниками, поднимали возмущения, благодаря которым они, с одной стороны, удовлетворяли своему фанатизму, а с другой — не опустошая своего кошелька, избавлялись от долгов помощью еврейских погромов.

Эти зверства и постоянная угроза смерти, витавшая над головами евреев, принудила многих из них креститься.

В короткий срок более ста тысяч семей, т. е., примерно, один миллион населения, пожелали креститься.

Но такого рода насильственные обращения в христианство не могли быть искренними, и многие из вновь обращенных, — они получили название мара-нов, — в глубине души оставались верными закону Моисея и тайно продолжали следовать его велениям.

В эпоху, когда глаза всех были обращены на них, когда шпионство и доносы считались первым долгом христианина и должны были быть главным и лучшим занятием толпы невежественных фанатиков или гнусных личностей, стремящихся погубить своих врагов, это мнимое отступление от веры не могло долго оставаться в тайне. Наказать за это отступление от истинной веры — вот тот повод, который послужил папе Сиксту IV и Фердинанду V учредить в Испании новую инквизицию, которая отличалась от старой гораздо более умелой и однообразной организацией, но в особенности невероятным увеличением неистовых жестокостей.

У короля преобладало, несомненно, чувство жадности, и в инквизиции он видел удобное средство спокойно ограбить, при помощи церкви, своих наиболее состоятельных подданных. Что касается папы, то он мог только сочувствовать развитию трибунала, основанного искони на самых любезных папству принципах и предназначенного применять их во всей их неприкосновенности.

Единственное препятствие, которое оставалось устранить, заключалось в отказе Изабеллы, жены Фердинанда и королевы Кастильской, которая колебалась допустить инквизицию в свои собственные владения, куда она до сих пор еще не проникла.

Чувство гуманности заставляло ее отрицательно относиться к кровавому трибуналу, жестокости которого уже успели привести в ужас всю Испанию, и ее природная честность внушала ей угрызения совести относительно конфискаций имущества, следовавшими за каждым постановлением Сант-Оффицио.

Духовник ее, доминиканский монах Томас де Торквемада, который среди множества других палачей заслужил особенную известность и был особенно ненавидим, разрешил наконец ее сомнения.

Он доказал королеве, что религия предписывает ей способствовать инквизиции.

Как только ее согласие было получено папским нунцием, были назначены два главных инквизитора, для утверждения инквизиции в Севилье. Но там, как и всюду, где они появлялись, инквизиторы наткнулись на общее народное недовольство, и потребовались неоднократные приказы короля и королевы, прежде чем посланники Сант-Оффицио смогли набрать необходимое число лиц и заручиться от гражданских властей необходимой для вступления в должность поддержкой.

Даже королевские приказы в течение долгого времени исполнялись самым поверхностным образом.

Поэтому не подлежит сомнению, что испанский народ не имел никакого предрасположения или склонности приветствовать у себя инквизицию или поддерживать ее в ее гнусной деятельности и что он лишь поневоле терпел ее.