Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Под «европейской партией» Пойнсет подразумевал сторонников централизма – масонов шотландского ритуала (“Escoceses”). Они действительно пользовались негласной поддержкой Англии через ее поверенного в делах Генри Уорда. Английской экспансии мексиканское правительство не опасалось, и это облегчало задачу дипломата, который при этом действовал намного умнее и осторожнее Пойнсета. Англичанину не было еще 30-ти лет, но за его спиной стояли как личный серьезный (почти десять лет) опыт работы в разных европейских посольствах, так и вековые традиции британской дипломатии, да и большие финансовые возможности. Безусловно, на настрой мексиканского правительства влияли и полученные от Англии займы.

Не жалея денег на роскошные приемы, Уорд за два года пребывания в Мексике (с марта 1825 г. по апрель 1827 г.) добился поставленных целей, ослабив влияние США и противодействуя подписанию фритредерского американо-мексиканского торгового договора. Англо-мексиканский торговый договор был заключен в начале апреля 1825 г. – вскоре после приезда Уорда и за месяц до приезда Пойнсета – и быстро ратифицирован мексиканским Конгрессом. Назначение в 1826 г. министра иностранных и внутренних дел Себастьяна Камачо (1791–1847) посланником в Лондон стало для современников знаком полной победы английского влияния [1030].

Выходя за дипломатические правила невмешательства во внутренние дела страны пребывания, Пойнсет стал одним из инициаторов создания партии, оппозиционной президенту Гвадалупе Виктории (1786–1843). Ее организация относится к концу 1825 г., когда Камачо сменил Аламана на его министерском посту. Как и правящая партия, оппозиция тоже представляла собой политизированную масонскую ложу, на сей раз Йоркского ритуала (“Yorkinos”).

Безусловно, считать Пойнсета создателем партии йоркинос было бы преувеличением. Круг противников централизма и разрозненные ложи Йоркского ритуала сложились до его приезда. Но именно Пойнсет получил от гроссмейстеров Нью-Йорка и Пенсильвании право объединить всех йоркинос Мексики в единую Великую ложу. После этого их число стало расти как на дрожжах [1031]. Любопытно, что сам Пойнсет был посвящен в ложу не только Йоркского, но и шотландского ритуала, так что сперва ему удавалось посещать и встречи своих будущих заклятых врагов – обстоятельство, лишь укрепившее его недоверие к централистам [1032].

Дома у Пойнсета часто проходили партийные собрания, которые посещали генерал и будущий президент Висенте Герреро (1782–1831), будущий диктатор Антонио Лопес де Санта-Анна (1794–1876), министры Мигель Рамос Ариспе, Мануэль Гомес Педраса (1789–1851), Хосе Эстева (1783–1830), будущий первый вице-президент независимого Техаса Лоренсо де Савала (1788–1836). Последний, выходец с далекого Юкатана, был другом Пойнсета еще с 1822 г.

Пойнсет был преисполнен надежд в отношении созданной при его участии партии, которую он горделиво называл «американской» (American Party, Partido Americano). Именно она, по его мнению, защищала в молодом государстве идеалы подлинного республиканизма и боролась с влиянием церкви и армии. Когда осенью 1826 г. йоркинос удалось прийти к власти в большинстве штатов Мексики и получить влияние в правительстве, радости Пойнсета не было предела. Ему действительно виделись лавры спасителя Мексики от монархического заговора. «Я могу прямо сказать, что совершил здесь то, что не сделал бы ни один человек из Соединенных Штатов. Дело не в том, что у меня выше способности, но в глубоком знании народа и страны». Во имя «великой цели развития американской партии» он не жалел ни сил, ни времени, ни личных средств, на что вряд ли пошли бы другие дипломаты [1033].

В США учреждение Великой ложи и другие действия Пойнсета приветствовали как свидетельство отличных добрососедских отношений, тем более, что свободное существование масонов служило, по мнению Найлса, признаком просвещенности государства [1034]. Слава об успехах Пойнсета дошла даже до североамериканцев в Париже, а значит, и до самого Лафайета [1035].

Стремление Пойнсета противопоставить себя англичанам часто обретало попросту ребяческий оттенок. Так, в марте 1826 г. на праздновании дня св. Патрика в Мехико он в присутствии Уорда пожелал, чтобы ирландцы и в родной стране могли пользоваться теми же гражданскими и религиозными правами, что и в США, а после ухода английского посланника позволил себе еще несколько резких антибританских замечаний, почти вызвав серьезный дипломатический скандал [1036]. Сам Пойнсет, впрочем, полагал, что поставил Уорда в глупое положение, ведь репрессии против католиков-ирландцев не могли прийтись по духу их мексиканским единоверцам.