Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Еще недавно главный сторонник «южных братьев» в США, Генри Клей писал в своем единственном письме Боливару, что поддержка Латинской Америки общественным мнением его страны вырастала из «надежды, что вместе с независимостью будут учреждены свободные институты, обеспечивающие благо гражданской вольности». Но ожидания не оправдываются: сохранение большой регулярной армии и авторитарные тенденции Боливара не внушали государственному секретарю оптимизма [1389]. Итак, история несколько непродуманного выражения поддержки Освободителю завершилась весьма унизительно, напоминая учительский выговор ученику.

Джексоновцы изменили отношение к Боливару уже в ходе Панамских дебатов 1826 г. Свергнув тиранию «родителя», южноамериканские государства должны теперь противостоять узурпации «их отпрыска», – говорили на одном из приемов в Филадельфии [1390].

Деуитт Клинтон был по-прежнему убежден, что образцом для Боливара служит Вашингтон, а не Бонапарт [1391]. В 1827 г. имя Освободителя в последний раз звучит на празднованиях 4 июля. Во Фрэмингеме, штат Массачусетс, наряду с тостом за «Вашингтона и Лафайета», пили за «Боливара, капризную (uncertain) звезду Юга. Пусть он не окажется простым дрожащим огоньком, теряющимся в ровном блеске светила нашего Вашингтона» [1392].

С весны 1827 г. разноголосица оценок уступает место новому стереотипу: Боливар – предатель свободы, изменивший ее целям ради личной власти [1393]. Критика курса Освободителя в прессе молодых государств воспринималась в США с одобрением [1394].

Нельзя, впрочем, считать, что в конце 1820-х гг. Боливара видели исключительно в черном свете. Старый образ еще сохранял определенную силу в североамериканском сознании. Так, только в 1827 г. вышла книга лейтенанта Ричарда Бэйча о путешествии по Великой Колумбии 1822–1823 гг. 14 ноября 1822 г. Бэйч посетил поместье Боливара в Сан-Матео (хозяина в это время, правда, не было) и оставил о нем восторженный отзыв. Боливара-военачальника он сравнивает одновременно и с Фабием Кунктатором, и с Мюратом – когда необходимо, Освободитель выжидает, когда надо – бросается в атаку. Созданный из «алмаза и огня», он привык выносить любые невзгоды, пусть тяготы эти преждевременно состарили революционера. Слава и почести ничуть не изменили Боливара, он остался тем же бескорыстным республиканцем. Его амбиции служат не ему лично, а общему делу.

«Привычно» сравнивая Боливара с Вашингтоном, Бэйч находит в обоих «ту же незаинтересованность, упорство, преданность и любовь к подлинной славе». Но если Вашингтон имел дело с народом, привыкшим к самоуправлению, свободе слова и совести, Боливару пришлось «сражаться с древними и глубоко укорененными предрассудками, встретиться с невежеством, расколом, предательством и тщеславием соперничающих вождей, разделенных широкими просторами страны, не знающих и не доверяющих друг другу», идти на жестокие меры. Потому мужество первого «пассивно», а второго – «активно». Вашингтон должен был покоряться развитому общественному мнению, Боливар – управляет им, бесстрашно беря всю ответственность за поступки на себя. Власть Вашингтона зиждилась на понимании граждан, Боливар опирается на силу страстей, энтузиазм и силу (“ prestige ”) своего имени [1395]. Впрочем, Бэйч, возможно, писал свой текст раньше, но запоздал с публикацией.

Сторонником Боливара оставался Бенджамин Чеу, веривший в конечную победу республиканизма в Колумбии [1396]. Хвалебную статью о Боливаре в духе тех, что появлялись в 1825 – начале 1826 гг., опубликовал летом 1828 г. “National Intelligencer”. В самых высоких словах автор превозносит не только военный талант Освободителя, но и веротерпимость, любовь к философии и справедливости, бескорыстность, строгое соблюдение закона. Его любят и армия, и народ.

Боливар презирает предложенную ему корону, ведь, приняв ее, станет напоминать Наполеона, а его единственное желание – «звание доброго гражданина» [1397]. Он не был удовлетворен независимостью лишь собственной страны, что сделал Вашингтон, – и потому освободил также Перу и Боливию.

Эта статья неизвестного автора очевидно представляет собой ответ на критику Освободителя. Вот, к примеру, в каких возвышенных словах объясняется жестокость Боливара в ходе войны: «Чувства человека уступают чувствам патриота, и он жертвует филантропию на алтарь необходимости – приняв войну не на жизнь, а на смерть». «Постоянство – его вера, свобода – его надежда», – увенчивает автор образ республиканского героя [1398].