Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Как мы видим, пик славы Боливара в США совпал с американским туром маркиза де Лафайета [1352]. Такое обстоятельство, обострив внимание североамериканцев к ценностям борьбы за свободу, явно способствовало популярности наследника республиканской славы.

Символический образ союза республиканских кумиров – Вашингтона, Лафайета и Боливара – ярче всего отразился в следующем событии. Пасынок Вашингтона Джордж Вашингтон Кастис (1781–1857) приготовил в Маунт-Верноне особые подарки Боливару. Первым была золотая медаль, когда-то преподнесенная городом Вильямсбергом жене первого президента Марте Вашингтон в честь подвигов мужа. Вряд ли можно найти предмет, более наполненный республиканской символикой североамериканского мессианизма. Возле изображенных на медали 13 звезд флага США было начертано “In hoc signo vinces” – «Сим победиши». Другая надпись гласила “Virtute et Labore florent Respublicae” – «Добродетелью и усердием процветают республики». В трактовке Кастиса, «Созвездие Американской Славы явится порабощенным, подобно Константинову Кресту в небесах, запрещая отчаяние и внушая надежду и веру…». А вот после решающей победы (очевидно, под покровительством тринадцати звезд!) и установления республики придет черед «добродетели и усердия». Ведь всем борющимся, чтобы «свергнуть ярмо угнетения, обрести естественные права человечества», необходимы «мудрость и отвага (valor)».

Вторым подарком был медальон с копией знаменитого портрета Вашингтона кисти Стюарта. Изображение окружено римским лавровым венком с надписью “Pater Patriae” – «Отец отчизны». Латинское посвящение гласило: “Auctoris Libertatis Americanae in Septentrione banc imaginem dat Filius ejus adoptatus. Fill qui gloriam similem in Austro adoptus esf – «Образ творца американской свободы на севере дарит его приемный сын. Тому, кто подобную славу принял на юге». Прядь волос «патриарха» в медальоне – точно так же, как в перстне Лафайета. Кастис был убежден, что потомки прославят Боливара как «Избавителя (Deliverer), Вашингтона Юга» [1353].

Итак, в 312 г. Христос явил крест Константину, возвещая создание христианской империи, в 1825 г. американская республика указует Боливару путь империи свободы. Перед нами – законченное воплощение республиканизма как сложившейся «гражданской религии» (civil religion) США со своим ясно очерченным пантеоном, в который, казалось, был принят и Боливар. Сегодня нам трудно понять, насколько значимым казался современникам этот жест приемного сына Вашингтона.

Дары передал колумбийскому посланнику Саласару сам Лафайет [1354]. В сопроводительном письме француз желал удачи «торжественной встрече в Панаме» – этому «славному завершению Ваших трудов». Кастис в письме от 4 июля (!) называл Боливара «Вашингтоном Юга», писал, что подаренная медаль «трепетно хранилась в семье, пока для спасения своей страны не взошел другой Вашингтон, Благодетель Человечества». Получив дары с некоторым запозданием, Боливар ответил Кастису и Лафайету, назвав Вашингтона «прославленным деятелем (promoter) общественной реформы», а Лафайета «гражданином-героем». Когда Лафайет переслал Кастису письмо Освободителя, тот был горд обладать письмами «величайших из ныне живущих людей» [1355].

Ярче всего звучит в этой истории республиканский лейтмотив, но на втором плане постоянно возникает «идея Западного полушария». Кастис желал бы видеть свои дары в «архивах Южноамериканской Свободы», чтобы им могли воздать дань уважения (homage) «все американцы». Боливар в ответе Кастису называл Вашингтона «первым благодетелем колумбова континента».

Североамериканцам явно нравилось символически объединять трех республиканцев-героев – Вашингтона, Лафайета, Боливара. На ужине в честь Лафайета в Цинциннати (Огайо), генерал и сенатор Уильям Гаррисон, обращаясь к нему, сравнил славу маркиза со славой «Вашингтона и Боливара» [1356]. 22 февраля 1825 г., в день рождения Вашингтона, Уильям Тюдор устроил в Лиме ужин в честь Лафайета. В тот вечер Боливар, уже торжественно посетивший утром фрегат военно-морского флота США [1357], очаровал североамериканского консула речью в честь французского героя. Он «полностью понял наши чувства (so fully entered into our feelings)», – писал Тюдор [1358]. Узнав о том приеме, поверенный в делах в Бразилии Конди Рэгет заметил: «Присутствие Боливара, избранный день и повод встречи создают удачную связь идей (a fine association of ideas), которая произведет глубокое впечатление в Соединенных Штатах» [1359]. Тюдор включил Боливара в число почетных членов Bunker Hill Memorial Association [1360].