Андрей Исэров - США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

В середине 1826 г. корреспонденты Ланкастера начинают высказывать сомнения в успехе начинания. Один из поставщиков книг и оборудования писал: «Я крайне сожалею о политических беспорядках в вашей части света. Сомнительно, является ли народная масса достаточно просвещенной, чтобы, с долгой привычкой к подавлению, суеверию и изуверству (oppression, superstition and bigotry), достойно вести себя при либеральном правлении. Все, что им нужно, – это много Ланкастеров ! чтобы просвещать и улучшать их сознание» [1181].

Ланкастер не терял оптимизма, даже когда положение в стране стало стремительно ухудшаться, а купцы, по его собственным словам, теряли к ней интерес: «В трудные времена посреди шумихи меняющихся правительств я продолжаю на своем посту, исполняю свой долг и уповаю на Господа… школа растет и обретает известность, предрассудки уходят». Учитель надеялся, что при всех тяжелых переменах образование будет развиваться подобно расправившему крылья орлу [1182]. К 1827 г. в Великой Колумбии существовали 52 ланкастерские школы, 434 школы по старому плану (всего обучалось 19709 детей), в каждой из десяти провинций – по училищу, а также три университета [1183].

Тем временем, личная жизнь педагога переменилась коренным образом. В Каракасе скончался знакомый английский миниатюрист Джон Робинсон (1774–1826), завещав перед смертью, чтобы его жена Мэри (1785–1872) вышла замуж за вдового Ланкастера. 23 февраля 1827 г. на свадьбе присутствовал сам Боливар [1184].

Между тем, дела в стране шли все хуже, и надежд на улучшение финансирования больше не было. Один из английских купцов в Ла-Гуайре советовал Ланкастеру уезжать: «Думаю, чем скорее мы, Иностранцы , уедем, тем лучше» [1185]. Впрочем, еще за две недели до получения этого письма Ланкастер, благодаря Освободителя за доброту, писал ему о желании забыть как можно скорее все перенесенные невзгоды и покинуть страну и город, «где я и моя возлюбленная жена испытали пропасть настоящей нищеты». «Тебе [to thyself] благодарен – но в Колумбии я так много страдал», – заключал он [1186]. Перед отъездом Ланкастер принял участие в судьбе более чем 120 шотландских колонистов, безуспешно пытавшихся найти счастье в Ла-Гуайре; после его писем премьер-министру Джорджу Каннингу британское правительство оказало содействие переезду колонистов в только что основанный канадский Гуэлф [1187].

19 апреля 1827 г. Ланкастер, бросив свое скудное имущество, навсегда покинул Южную Америку и в июне вернулся с женой и приемными детьми в США [1188]. Проведенные в Великой Колумбии три года педагог считал потерянными – по сути, он не получил ни морального, ни материального удовлетворения: у идеи расширить государственное образование не было будущего из-за недостатка финансов, ведь в итоге даже сам суперинтендант работал безвозмездно. Сообщая о приезде Ланкастера в Нью-Хэйвен через датский остров Санкт-Круа, газеты писали: «Насколько мы понимаем, его планы не увенчались успехом, и он оставил страну разочарованным» [1189]. Один из знакомых каракасских купцов радовался, что Ланкастер и его жена «вновь оказались меж цивилизованных людей, ведь здешние вряд ли могут считаться таковыми» [1190].

Вновь начались лекционные туры по Северной Америке – Нью-Хэйвен, Трентон, Филадельфия, Нью-Йорк, Монреаль… Ланкастер выступал с лекциями на самые разные темы, в том числе и с рассказами о Южной Америке, естественно, весьма нелестного содержания. Так, в кратких записях к лекции 1827 г. отмечены в числе прочих следующие пункты: «жестокость и подавление [колониальной власти]», «убийство = равнодушие», «бесчестность = и азартная игра», «возмездие и жестокость [революции]», «жестокость в Ла-Гуайре – испанцы, патриоты», «суеверие». Если военные – это «насилие» и «Воровство», то монахи – «продажность» и «обман». Даже после отмены инквизиции и провозглашения свободы печати, религиозная терпимость не допущена. Особо Ланкастер упомянул невыплату жалования в государственных учреждениях [1191]. Стремясь заработать на образование приемных детей, в 1833 г. педагог издал на дешевой бумаге свои довольно сумбурные воспоминания, которые почти исключительно посвящены южноамериканской эпопее и тяжбе с Боливаром [1192].

Подобно суровому моряку Портеру, гуманный просветитель Ланкастер покинул Латинскую Америку разочарованным, оскорбленным в лучших чувствах и не получив вознаграждения за труды. Былые энтузиасты дела «южных братьев», и Портер, и Ланкастер вернулись в США с ненавистью к молодым государствам Западного полушария. Очевидно, неудачи этих хорошо известных общественному мнению людей, а также множества офицеров-добровольцев из Англии и Ирландии способствовали утверждению образа Латинской Америки как непредсказуемого региона, где не умеют ценить честную службу. Складывалось впечатление, что преуспеть удалось лишь врагу североамериканской нейтральной торговли адмиралу Кохрэйну.