Надо заметить, что дети Водлозерья были послушны своим родителям и старшему поколению в целом. Понятие «слушались», «были послушны» до настоящего времени здесь передают словом « кавали » (То же, л. 24), имеющим, скорее всего, дославянское происхождение.
Летом дети младшего детского возраста самостоятельно играли с улитками и божьими коровками, когда находили их на улице (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 89–90). Улиткам пели закличку: «Улитка, улитка, высунь рога, дам пирога», – всегда радуясь, если желание исполнялось. Когда находили божью коровку, ее усаживали на тыльную сторону ладони и пели: «Божья коровка, лети на небеса. Там твои детки кушают конфетки, молочко попивают, тебя поджидают». Песенку повторяли, пока насекомое не улетало. Когда начинался теплый ливень, дети выбегали под дождь, бегали по траве и лужам и пели: «Дождик, дождик, поливай, чтобы лучше урожай. Дождик, дождик, пуще лей. На меня не налей» (То же, л. 89). Мифопоэтические истоки «закликания» дождя в традиционном детском фольклоре русских достаточно подробно рассматривались петрозаводской исследовательницей С. М. Лойтер в одной из ее работ (Лойтер, 2001, с. 52–55).
Дети с самодельной тачкой и детской «каталкой». (д. Куганаволок, 2003 год). Фото Дж. Фудживара
С пятилетнего возраста дети вместе со старшими братьями и сестрами ходили купаться. Дети в возрасте до семи лет, а иногда и чуть старше, купались общими компаниями голышом. Старшие пугали младших водяным, чтобы малыши не заходили далеко от берега и на глубину. В реальность водяных, которые топят неосторожных купальщиков, в старину верили все дети. Если кому-то из купальщиков казалось, что он заметил водяного, ребенок поднимал тревогу, все с визгом выбегали на берег, после чего исполняли песенку: «Водя, водя, водяной, леший унеси тебя домой, а мы одеваемся, домой подаваемся» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 5). Песня эта звучала как заговор, перешедший из ритуального обращения в сферу детского использования. Старики, завидев купающихся маленьких детишек, могли припугнуть их: «Водя, водя, водяник, захвати их за парик» (То же, л. 78). С. М. Лойтер, консультируя автора, предложила классифицировать данный жанр как «быличные заклички».
Купались водлозерские дети, как и везде на Русском Севере, до посинения губ. За слишком долгое или позднее купание (считалось, что водяной утаскивает на дно всех, кто купается после захода солнца) родительницы наказывали детей несколькими шлепками. Если дети уходили слишком далеко или забегали, куда не следовало (например, в загородку к лошадям), родители или няньки грозили им крапивой. Крапивы водлозерские дети боялись в старину не меньше, чем сейчас. Наказывалось также возвращение домой после захода солнца. Наказывать или нет физически «дитя неразумное», в каждой семье решали самостоятельно. За ослушание чаще всего просто бранили. Бранить же детей из чужой семьи не полагалось. Считалось, что некие высшие силы могут взрослого человека, который поносит детей последними словами, лишить разума (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 63–64). Таким образом, при неподобающем поведении взрослого в отношении «дитяти неразумного» высшие силы, по народным представлениям, вполне могли выступить на стороне ребенка.
За ослушание родительской воли, в результате которого возникала опасность для жизни ребенка, «дитя неразумное» наказывал обычно отец, и это расценивалось у русских как более суровое наказание, чем материнское (Холодная, 2004, с. 175). От матери порку ребенок получал в том случае, когда ронял или иным способом портил иконы в святом углу (например, при попытке «накормить Боженьку» – НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 89). С точки зрения конфликтологии это можно рассматривать как «назидательный конфликт». Дольше и тяжелее, чем порку, сопровождавшуюся неизменными криками «Батенька (вариант – папочка), любушка, не бей меня!», водлозерские дети переживали родительские запреты выходить к друзьям на улицу. С точки зрения детей наказание поркой и запрет на игры с друзьями воспринимались как конфликт. Такой конфликт протекал «в скрытой форме», поскольку ребенок в силу своего возраста «еще не готов к открытому сопротивлению» (Волков, Волкова, 2005, с. 27).
2. Старший детский возраст
Достижение семилетнего возраста было очень важным моментом в социализации ребенка. Православная церковь считала, что к семи годам каждому ребенку надо объяснить, что такое «грех» и как с ним бороться, и организовать для него первую исповедь (Мороз, 2001, с. 206). Причащать же ребенка следовало с раннего детства, ибо детская душа считалась «удобным вместилищем Духа Святаго». Данная позиция церкви постоянно доносилась до простого народа во время проповедей. В народной среде тоже считали, что семилетние дети уже вполне понимают значение собственных поступков, чтобы нести за них ответственность, а значит, должны исповедоваться в церкви. Присутствие детей на праздничных службах с этого возраста из желательного превращалось в обязательное. На практике это правило нарушалось, хотя бы в силу отдаленности многих деревень от двух погостских церквей Водлозерья. Но отдаленность от церквей не была столь значительной, а посещения священниками часовенных праздников водлозерских деревень не были столь редкими, как в северной Карелии, чтобы духовному пастырю в спешке приходилось исповедовать сразу по двое детей (Илюха, 2007, с. 65).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу