В избе и на улице за ребятами младшего возраста постоянно требовался присмотр, чтобы они чего-нибудь не натворили по недомыслию, не причинили друг другу и себе ран и ушибов, не подожгли дом и другие хозяйственные строения. Опасность представляли даже передвиженья, когда мать или бабушка управлялась у печи с приготовлением пищи. Дети могли сунуться под ноги взрослым или толкнуть их, когда на ухвате находился чугунок с кипящим супом или горячим картофелем, и получить в результате сильный ожог. Чтобы избежать этого, стряпать старались, пока дети спят. Днем, убирая избу, детей в возрасте до трех лет мать сажала на шесток русской печи, чтобы все время были на виду, а более взрослых загоняла на печь или на полати (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 62–63). На улице в летнее время ребятня младшего детского возраста следовала за своей нянькой (« пестуньей »), как нитка за иголкой.
В старину из-за занятости матери на разных крестьянских работах за младенцем часто присматривали немощные старики и старухи или постоянно хлопочущая у печи свекровь. В малых семьях обязанность нянчить (« нянкать » или « пестить ») младших детей выпадала обычно старшей сестре. Наши информанты утверждают, что семилетней девочке порой приходилось нянчить сразу двоих или троих младших братьев и сестер (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 32). Изредка роль няньки исполняли местные или пришлые нищенки. В деревню Луза на средней Илексе нищенка по прозвищу Названишна (выдающаяся сказочница) пришла во времена НЭПа, да так и прожила то в одном, то в другом доме всю оставшуюся жизнь (АНПВ, № 2/82, л. 9, 23). Именно женщин, подобных Названишне, имел в виду К. В. Чистов, когда писал о «мирских нянях» Русского Севера (Чистов, 1980, с. 131). Малолетние няньки и нищенки работали не за деньги, а за одежду и еду в доме, где им приходилось нянчить маленьких детей.
До трехлетнего возраста детей приходилось чем-нибудь занимать: таскать на руках, качать на ноге, играть «в ладушки» (под считалку «Ладушки, ладушки…»), пересчитывать детям пальцы под стихи про «сороку-воровку», смешить их пальчиком или гримасами и т. д. (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 89, 91). Обычной была игра под речитатив: «Ехали, ехали, в яму попали». При словах «в яму попали» дитя резко опускали вниз, вызывая тем у него смех. С 1950-х гг. точно так же играли под «пестушку» (термин И. И. Набоковой – Набокова, 2009): «Сидели два медведя на ломаном суку. Раз “Ку-ку”, два “Ку-ку”, оба шлепнулись в муку». Мальчиков смешили потешкой: «Лес (касались волос), поляна (касались лба), бугор (касались носа), яма (касались рта), пуп и живот» (касались пупа и живота), «а здесь барин живет» (касались полового органа мальчика). Такая же игра с девочками завершалась словами «а здесь барыня живет». Пестушки младшего детского возраста с тех пор, похоже, нисколько не изменились. Традиция, связанная с пестушками Водлозерья, неплохо исследована в статье И. И. Набоковой (Набокова, 2009).
За игрой детей младшего возраста с кошкой или с собакой на улице тоже приходилось следить, чтобы животное не покусало, не поцарапало ребенка. Летом деревенские дети любили кататься на баранах, с появлением в Водлозерье после Великой Отечественной войны «бодучих» коз – дразнить их (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 90), что также было не безопасно. Игрушек специально для детей младшего возраста не было. Иногда им доставались тряпичные куклы или глиняные игрушки старших детей. Из глины дети лепили (« тяпали ») маленькие чашки и блюдца, чайники, коров и овец (ФА ИЯЛИ, № 3295/21), затем высушивали фигурки в тени под руководством старших сестер или соседских девочек. Из глины стряпали игрушечные пироги и т. п.
Примерно с пяти лет дети начинали сами себе находить игры и занятия. Обычно бегали друг за дружкой по дому, играя в жмурки (« имушки ») или пятнашки («ляпы»), поднимая при этом страшный шум (ФА ИЯЛИ, № 3300/2). В этом же возрасте дети обычно играли «в волка и гусей» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 92). Кто-нибудь заводил: «Гуси, гуси, га-га-га, есть хотите? Да, да, да», – и звал группу «гусей» к себе. Когда те бежали к другой стене избы, выскакивал водящий («волк») и ловил кого-нибудь из «гусей». Близка к только что приведенной была игра в «имушки» под считалку о Яше: «Сиди, сиди, Яша, ты забава наша, погрызи орешки для своей потешки. Руки накрест положи, да нам правду расскажи. Один, два, три, беги!» Все разбегались, а «Яша» (водящий) ловил убегающих детей (То же, л. 101). Насколько игры с «Яшей» и «гусями и волком» были традиционны для Водлозерья, автор судить не берется. Похоже, что это достаточно поздний этнографический материал. Довольно шумными были игры в прятки (« окутки ») в доме. Считалка (« корялка ») для детей этого возраста была следующей: «В нашей маленькой избушке кто-то сильно заикал (вариант – нафунял). Раз, два, три, это будешь ты» (То же, л. 94). Тот, на ком кончалась считалка, обычно и водил. Прятаться надо было очень быстро, поскольку водящий, встав в угол, открывал глаза и начинал искать сразу после завершения другой короткой считалки. Звучала она так: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 89). С пятилетнего возраста детей надолго можно было занять загадыванием загадок, выучиванием скороговорок. Дети, участвуя в развлечениях подобного рода, вели себя тихо. Загадки, детские потешки, пословицы и скороговорки водлозеров никто, кроме И. И. Набоковой, еще серьезно не собирал. А материал этот должен быть достаточно обширен, если судить по смежным районам с русским населением (Лойтер, 1991; Лойтер, 1993). Здесь можно сослаться также и на записи Е. В. Ржановской из Заонежья (Лойтер, 2001, с. 207–275). Водлозерских же сказок нашими предшественниками было собрано предостаточно. Особенно ныне покойной исследовательницей Т. И. Сенькиной (НАКНЦ, ф. 1, оп. 1, колл. 184). Сказки эти еще ждут своего опубликования.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу