Вполне закономерным выглядит и то, что при их перечислении на первом месте стоит белая масть. Опять же у Л.Н. Жуковской читаем следующее. «В культуре монголов и монголоязычных народов в целом белому цвету отведена… сакральная роль. Он первый и главный в палитре, он "мать-цвет", от него произошли все остальные цвета. Он олицетворяет собою счастье и благополучие, чистоту и благородство, честность и добро, почет и высокое положение в обществе. Все предметы, окрашенные в белый цвет самым лучшим красителем — самой природой, заключают в себе вышеперечисленные качества». Отмечается, что высоко ценились животные белой масти, среди них особенно кони и верблюды. Широко известен факт, что со второй половины XVII в. уже монгольские ханы в знак покорности отправляли китайскому цинскому императорскому двору символическую дань «девять белых»: одного белого верблюда и восемь белых лошадей. [536]Белая масть рязанской десятины — тоже выражение предполагаемой монголами покорности. Необходимо подчеркнуть также то, что белый цвет присущ и шаманистской обрядности и воззрениям.
Остальные четыре масти могли быть связаны как с основополагающей цветовой сакральной триадой: белый, черный, красный, так и с производными от них цветами, примененными к конским мастям. [537]
Как бы то ни было, рязанские князья отвергли предложенный Батыем даннический «союз». На совещании принимается решение, что «нечестиваго подобает утоляти дары». [538]Далее в цитируемой «Повести о разорении Рязани Батыем» следуют сведения, не встречающиеся в летописях и существенно дополняющие их.
«И посла сына своего (рязанский князь Юрий. — Ю.К .) князя Федора Юрьевича Резаньскаго к безбожному царю Батыю з дары и молением великим, чтобы не воевал Резанския земли. И князь Федор Юрьевич прииде на реку на Воронеж к царю Батыю, и принесе ему дары и моли царя, чтобы не воевал Резанския земли. Безбожный царь Батый лстив бо и немилосерд, прия дары, и охабися лестию не воевати Резанския земли. И яряся-хваляся воевати Русскую землю». [539]Следовательно, татары приняли дары и пообещали, правда, согласно версии автора «Повести», писавшего ее уже после разгрома Рязани, притворно не идти войной на Рязанскую землю, но пойти на Русскую землю, под которой, видимо, понималась Южная Русь. Более того, по одной из летописей татары даже устроили пир в честь прибытия рязанского посольства: «…и начат князей руских потехами утешати». [540]И вот тут обнаружилось, что привезенных даров недостаточно. Батый «нача просити у рязаньских князей дщерей или сестер собе на ложе». [541]
Такого рода ситуации довольно часто встречаются в фольклоре различных народов. Исследователи называют их «мотивом сватовства». Но данная «просьба»-«сватовство» вполне отражала реальную действительность и, с точки зрения монголов, ничего предосудительного не содержала. Во-первых, татары были многоженцами: «Жен же каждый имеет столько, сколько может содержать: иной образы, характерные только для данного культурного ареала и сто, иной пятьдесят, иной десять, иной больше, иной меньше…». [542]Первые цифры здесь явно завышены, поскольку «много старших жен и наложниц» самого Бату-хана [543]исчислялись 26 женами. [544]Во-вторых, требование победителями женщин покоренной страны также было обычным делом. Те же информаторы сообщают, что если хан «просит дочь девицу или сестру… дают ему без всякого противоречия». [545]В исторической действительности тюрков, как и в эпосе, ее отражающем, женщины занимают одно из первых мест среди добычи. [546]Монгольские источники неоднократно напоминают об обязанностях кочевников-воинов доставлять ханам «прекрасноланитных дев и жен, прекрасных статей меринов». [547]Таким образом, не получив добрых коней, Батый в полном соответствии со степными законами решил восполнить этот недостаток «прекрасными девами» рязанцев. Более того, в требовании «дщерей или сестер» проглядывается стремление к породнению, что высоко ценилось у монголов, как знак дружественных, мирных отношений. [548]Кстати, породнение станет одной из норм взаимоотношений русских князей и монгольских ханов впоследствии.
Но и на этом «просьбы» разохотившегося хана не закончились. «Некий от велмож резанских» завистник намекнул хану, что Федор «имеет у собе княгиню от царьска рода, и лепотою-телом красна бе зело. Царь Батый лукав есть и немилостив в неверии своем, пореваем в похоти плоти своея, и рече князю Федору Юрьевичу: "Дай мне, княже, видети жены твоей красоту"». [549]Так, первоначальный «мотив сватовства» переходит и подменяется «мотивом блуда», если следовать христианским нормам. [550]Именно в соответствии с ними и ответил «благоверный» князь Федор. «Посмеяся», он «рече царю»: «Не полезно бо есть нам християном тобе, нечестивому царю, водити жены своя на блуд». [551]Вместе с тем и это, безусловно, неприемлемое и оскорбившее Федора Юрьевича требование для татар тоже было обычаем, закрепленным со времен Чингис-хана. Одно из его поучений гласило: «[Величайшее] наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы… заставить его (противника. — Ю.К .) замужних женщин рыдать и обливаться слезами… [в том, чтобы] превратить животы его прекрасноликих супруг в ночное платье для сна и подстилку, смотреть на их розоцветные ланиты и целовать их, а их сладкие губы цвета грудной ягоды сосать». [552]
Читать дальше