При взгляде не с южной стороны Альп, а с северной слух, переданный Виллани, выглядит, конечно, совсем неправдоподобно. Во-первых, непонятно, какие насущные политические задачи дома Габсбургов решило бы приобретение Рудольфом титула короля ломбардцев. Во-вторых, поскольку Карл IV в январе 1355 г. сам короновался в Милане, странно было бы ожидать, что он отдаст кому бы то ни было — даже зятю — свой новый титул. Однако слух — как слуху и положено — все же может передавать реальные обстоятельства — пусть и в искаженном виде. Таким реальным обстоятельством могло быть стремление Рудольфа действительно стать одним из причастных к империи королей, но только, разумеется, королем не «ломбардцев», а «римлян» [309] Предположение, что Рудольф IV стремился стать преемником Карла IV, так напрашивается, что сначала Бегрих, а за ней и Баум включили его в свои рассуждения о претензиях герцога на титул короля Ломбардии. Наследник французского короля получал титул дофина, наследник английского — титул герцога Уэльского. А вот в империи такого института не было, и Рудольф IV мог попытаться его ввести «по образцу западных монархий» ( Begrich U. Op. cit. S. 50; Baum W. Op. cit. S. 110). В том-то и дело, что в империи не требовалось вводить никакого нового института, потому что наследника вполне можно было провозгласить королем Римским, что Карл IV в конце концов и сделает в отношении своего сына. Титул же короля Ломбардии не имел к преемственности императорской власти никакого отношения.
.
В логику той же догадки хорошо укладывается и «мантуанское донесение». Оно показывает, что при дворе Карла IV (как, видимо, и при североитальянских дворах) знали об усилиях Габсбурга повысить собственный статус. Однако, в отличие от двора венского, там знали и о другом: император настроен в любом случае разочаровать герцога — со ссылкой на якобы скептическое мнение курфюрстов. Разумеется, такая ссылка всегда звучала весомо, но она становилась убийственным аргументом именно в том случае, если Рудольф претендовал на титул короля Римского. Ведь короля Римского, в отличие от «короля Ломбардии», должны были избирать курфюрсты.
Как бы то ни было, строка из письма Гонзага, видимо, может быть понята как намек и на содержание пражских переговоров в октябре предыдущего года, и на политический контекст, в котором пришлось изготавливать венскую фальшивку, и как предвосхищение отказа Карла IV пойти навстречу желаниям австрийского герцога при их будущей встрече в начале мая. Собираясь в конце апреля 1359 г. в Прагу, Рудольф IV мог еще надеяться убедить венценосного тестя пойти ему навстречу. Но при императорском дворе уже знали, что герцогу будет отказано, притом со ссылкой на настроение курфюрстов — то ли и впрямь доподлинно известное, то ли приводимое лишь в качестве неопровержимого аргумента для отказа.
В послании Уголино Гонзага (вернее, в той краткой регесте, что была опубликована) имеется существенная хронологическая нестыковка, на которую никто не обращал внимания. Мантуанский посол якобы вернулся от императора из Чехии. Однако Карл IV покинул Чехию в конце февраля и до конца апреля разъезжал в основном по Рейнской области. (Кстати, одно из последних писем из Праги, датированное 27 февраля 1359 г., император отправил в Мантую, адресовав его Гвидо Гонзага, отцу Уголино.) [310] RI. Bd. 8. S. 238. Nr. 2917.
Так сколько же времени должен был ехать от императора «из Чехии» посол, если привезенную им новость пересказывали в Мантуе как свежую 27 апреля? Либо эта новость на самом деле еще февральская, и Уголино тянул с ее оглашением, либо же сочинитель письма путается в географии: ни в марте, ни в апреле его посол не мог встретиться с императором в Чехии … А если эта новость февральская, то не отражает ли она тем более содержание переговоров между юным герцогом и императором на их встрече еще в октябре 1358 г.?
Их предмет таким образом в самых общих чертах обрисовывается: Рудольф IV хотел, чтобы передача ему имперских ленов сопровождалась провозглашением его если и не королем Римским, то хотя бы кандидатом на избрание. (Отсюда, кстати, и требование изображения на печати венца с дугой.) Эта гипотеза объясняет не только смысл «мантуанского письма», но и согласовывает между собой сообщения двух хронистов — современников событий, в сходной мере симпатизировавших австрийской стороне. Один пишет, что Рудольф IV поспешил в Прагу, чтобы получить «королевскую власть» (regnum) [311] «Porro Rudolf videns se heredem Austrie, utpote primogenitus inter fratres, ad cesarem versus Pragam suscipere regnum festinat; sed ibi propter pestilenciam <���…> moram cum socro suo facere non poterat, Wiennam regreditur <���…>» (Continuatio Zwetlensis IV… P. 687). Возможно, конечно, что автор здесь иронизирует, намекая всего лишь на то, что Рудольф IV решил не делиться властью с младшими братьями.
, другой же вспоминает, что размолвка между императором и герцогом вышла из-за передачи в лен герцогства Австрийского [312] «Predicto eciam mense maii [1360] Karolus imperator et Ludewicus rex Ungarie et dux Rudolfus Austrie in villa dicta… [пропуск в тексте]. Et ibi dux predictus sua feoda a Karolo imperatore recepit, rege predicto concordiam inter eos reformante, que inter eos exorta fuit racione infeodationis ducatus Austrie» (Heinricus de Diessenhofen und andere Geschichtsquellen Deutschlands im späteren Mittelalter / hrsg. aus dem Nachlasse J. F. Böhmer’s v. A. Huber. Stuttgart, 1868. S. 117. (Fontes rerum Germanicarum; 4)). О прогабсбургской позиции хрониста Генриха фон Диссенхофена см.: Modestin G. Eine «coniuratio» gegen Kaiser Karl IV. und das Schweigen des Chronisten. Heinrich von Diessenhofen als Historiograph Herzog Rudolfs IV. von Österreich (1357–1361) // Studia Mediaevalia Bohemica. 2010. Vol. 2. Pars 1. P. 7–24.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу