Михаил Бойцов: К чести России (Из частной переписки 1812 года)

Составитель, автор предисловия и примечаний

кандидат исторических наук М.Бойцов

К чести России.

Из частной переписки 1812 года

Содержание

Предисловие "Вести из Двенадцатого года"

Пролог "Война кажется неизбежною"

Часть первая "Священная для русского война"

Часть вторая "Кровь на сердце запекается"

Часть третья "Отечество спасено!"

Эпилог "Мы идем с войной для мира"

Именной указатель

Важнейшие события и даты

Предисловие "Вести из Двенадцатого года"

Магическое зеркало, в котором можно разглядеть прошлое, существует. Оно лишь разбито на великое множество кусков, больших и малых: предметов старины и документов, произведений искусства и народных сказаний. Из отдельных осколков историки пытаются собирать свои зеркала, чтобы увидеть в них людей ушедших времен. В материале для этой хрупкой ювелирной работы едва ли не самые яркие блестки - частные письма. Их ценность не в том, что они точны, а в том, что искренни. Но искренность эта особая.

Сколько было жалоб на ненадежность сведений, дошедших до нас в письмах! Слухи, лишенные всякого основания, происшествия, неузнаваемо искаженные с умыслом или по неведению, темные намеки и путаница в свидетельствах,- все это в письмах в избытке и вызывает чувство протеста у любителя точного факта, поклонника четкой и строгой истины.

Зато если мы хотим понять, как самые разные люди давно ушедших поколений переживали, страдали, любили, как относились они к своему времени, его событиям, значительным и малосущественным,- мы не можем обойтись без дошедшей до нас частной переписки, не вчитаться в строки писем-исповедей и писем-проповедей, писем-рассуждений да и просто самых обыкновенных бытовых писем.

Двенадцатый год взбудоражил все русское общество и заставил по-новому оценить историческое место России в прошлом и настоящем, силы ее народа, задуматься о том, что ждет его в будущем. Всего пять с половиной месяцев продолжались боевые действия на русской земле, но казалось, что страдания и героизм народа превзошли все мыслимые меры. Неслыханное нашествие "двунадесяти языков", достигшее самого сердца страны, было уничтожено "дубиной народной войны", поднятой русским крестьянином: солдатом, ополченцем, партизаном.

Из миллионов переписывавшихся людей лишь очень немногие сознательно старались достичь в письмах художественной выразительности, придать своим строкам эстетическую ценность. До нас дошли блестящие образцы психологического самоанализа, литературной стилизации или философских поисков в письмах к близким и друзьям. Но это только вершины эпистолярного массива, и было бы слишком поверхностным судить лишь по ним о мире частного письма. Основа этого мира на протяжении веков была удивительно стабильна, хотя много раз менялись литературные вкусы, рождались и исчезали философские школы, заменялись новыми отжившие государственные структуры. Эта основа - бытовое письмо, посвященное самым простым житейским заботам, безыскусное в своей обыденности. Могла ли изысканная и утонченная, тщательно культивируемая эпистолярная литература жить тысячелетиями, переходить, как показывает историк писем В. А. Сметанин, от одной эпохи всемирной истории к другой, если бы она не опиралась на массив заурядной будничной переписки? Вот послание, отделенное от нас более чем восемью веками: "Поклон от Гюргея к отцу и матери. Продавши двор, идите же сюда в Смоленск или в Киев. Хлеб дешев. Если не идете, то пришлите мне грамоту, здоровы ли вы". Временная дистанция огромна, но очень ли отличается эта "грамота" по своему типу от бытовых писем, более близких к нам?

Когда купец Дмитрий Боткин, говоря о московском пепелище, пишет сыну, что "погреб деревянный уцелел, огурцы и капуста целы, брагу разбойники выпили, а рыбу утащили", и просит купить в Казани несколько пудов пуху и перьев, не добавляет ли эта картина своей бытовой приземленной достоверностью лишнего штришка в наше представление о жизни во время нашествия "иноплеменных"? Подлинность запечатленного мгновения и время, разделяющее его и нас, превращают, казалось бы, самый заурядный текст-однодневку в исторический документ, в памятник прошлого.

В обществе все подвижно, но медленнее всего происходят сдвиги в глубинах общественных нравов. Повседневные представления об окружающем мире, о месте в нем общества в целом и отдельного человека, отношение к труду, имуществу, семье, детству сохранялись почти неизменными на протяжении целых исторических эпох. Бытовые письма, взятые в массе, по самой своей природе, по непосредственной близости к рутинным делам и повседневным человеческим отношениям как раз и являются порождением массового обыденного сознания. И подобно тому, как внутренне нерасчлененное, обыденное сознание содержит в себе зачатки философских концепций и художественного восприятия политического теоретизирования и религиозного мистицизма, так же и бытовые письма похожи на насыщенный раствор, из которого кристаллизируются другие эпистолярные жанры, в первую очередь, литературные. Гибкость частного письма позволяет вместить едва ли не любое содержание, являться в самых разных видах, проникать сквозь какие угодно жанровые и типовые перегородки.