Пол Картледж - Спартанцы - Герои, изменившие ход истории. Фермопилы - Битва, изменившая ход истории

Как мы помним, незадолго до эпической битвы за Фермопилы конный разведчик доложил царю Ксерксу, что спартанцы в ущелье расчесывают и умащают свои длинные волосы. Он просто отказался поверить, что воины, которые перед сражением укладывают, подобно женщинам, волосы, окажутся серьезными противниками на поле боя. Или, скорее, в случае Фермопил, не просто серьезными противниками, а людьми, готовыми расстаться с жизнью, точно зная, что погибнут. То, что именно эта идея лежала в основе решения спартанцев послать в 480 г. в Фермопилы специально отобранный отряд из трехсот воинов под началом царя Леонида, подтверждается не только тем, как они сражались и погибли, но также и тем, что все отобранные солдаты должны были иметь живого сына, чтобы не допустить прерывания рода — иными словами, после их гарантированной гибели.

То, что их миссия была самоубийственным жертвоприношением, подтверждает также еще одна история из Книги 7 Геродота, изложенная, кстати, незадолго до повествования о Фермопилах. В ходе подготовки к нашествию персов в 480 г. спартанцы обдумывали, как им уговорить Ксеркса отказаться от него. Будучи очень богобоязненными людьми, они полагали, что вторжение было, по крайней мере частично, наказанием небес за содеянное ими несколько лет назад кощунственное убийство посланцев отца Ксеркса Дария — лиц, чей статус давал им право на неприкосновенность. Поэтому они задумали направить к Ксерксу двух спартанцев, чтобы тот мог их убить как искупительную жертву примирения и компенсации. Можете считать спартанцев наивными — именно так якобы расценил этот жест Ксеркс, попросту отпустивший потенциальных патриотов-самоубийц с высокомерным презрением. Однако очевиден дух самопожертвования, в данном случае на благо всей Греции, а не только Спарты.

Ксеркс все же вторгся в Грецию и после упорного сопротивления греков взял Фермопильское ущелье. «Поведай спартанцам» — начало знаменитой эпитафии Симонида, воспевшей героев-спартанцев, павших в этом сражении, эхом отозвалось в современной популярной культуре. Как указывает дальнейший текст эпиграммы: «…о путник,/Что здесь покоимся мы, их законам покорны», законы Спарты были необыкновенно суровы. Но в другом значимом пассаже 7-й Книги Геродота — предполагаемой беседе Ксеркса с низложенным бывшим царем Спарты Демаратом поясняется, каков предположительный смысл этой заключительной фразы эпитафии: это иллюстрация специфически греческой гражданской покорности законам, качества, которое спартанцы воплотили и осуществили во всей полноте.

Демарат убеждает Ксеркса, что спартанцы будут противостоять ему, так как они боятся закона даже больше, чем подданные Ксеркса боятся его самого. Еще более существенно то, что в отличие от них спартанцы могут сделать свободный выбор. Они установили для себя собственные законы путем коллективного соглашения и выбрали подчинение им. Их не вынуждал покоряться произвольным и беззаконным капризам деспота или самодержца простой страх или сила. Это было, безусловно, предвзятое и этноцентрическое суждение Геродота. Но оно также содержит и безусловную истину как о древних греках в целом, так и о спартанцах, ведущей греческой силы периода войны с Персией.

Спартанцы и их уникальное общество занимают центральное положение в утопической традиции. Но слово «утопия», как было прекрасно известно его изобретателю Томасу Мору, формально двусмысленно. В зависимости от того, какой смысл вкладывается в префикс «у», оно может значить либо «не-место» ( outopia ), либо «благое место» ( eutopia ). По-видимому, вести из спартанского Ниоткуда не всегда приятны. В редакционной статье издания Times Higher Education Supplement , освещавшего мою предыдущую книгу и телевизионный сериал «Спартанцы», говорится следующее: «Они швыряли младенцев с обрыва и ежегодно отбраковывали свою рабочую силу. Историк Пол Картледж полагает, что мы могли бы кое-чему поучиться у этих спартанцев». Тем не менее мне все же хотелось бы думать и хотелось бы, чтобы и мои читатели думали, что eutopia , вдохновленная Фермопилами, не такое уж плохое место на земле, в котором можно оказаться, — за исключением, конечно, незащищенности младенцев и эксплуатации илотов.

Во всяком случае, эхо древнего идеала, заключенного в мифе о Фермопилах, слышно еще и сегодня: концепция того, что существуют идеалы, за которые стоит умереть, а также жить. Однако этот миф может стать обоюдоострым мечом. Например, используемый некоторыми бомбистами-самоубийцами, он представляется мне совершенно отвратительным, как бы ни было справедливо их дело. Однако будучи развит в направлении, взятом спартанцами и их основателем-законодателем Ликургом, он способен породить идеалы общинного сотрудничества и самопожертвования, достойные почетного титула ( e ) utopia .