Все надежды на изменение ситуации автор брошюры связывает с Россией, которая «одна только на твердой земле чувствительна была к своему достоинству, и присоединяла к решительному желанию противоположить оплот угрожающему повсюду наводнением источнику, все средства способные к достижению сей великой и благородной цели» [Там же, с. 40]. Наполеон и Александр соотносятся как гении зла и добра [Там же, с. 42]. Война, начатая Россией, мыслится в категориях добра и справедливости, благородства и самопожертвования. И если она оборачивается поражением, то ответственность за это ложится не на Россию, которая сильна внутренними ресурсами, создаваемыми обширностью ее территории и преданностью народа своему монарху, а на европейские державы, стремящиеся сохранить с Наполеоном позорный мир. Их «система робкой медлительности, гнусного самохвальства и завистного совместничества» пока еще превосходит «сильные и великодушные» намерения царя [Там же, с. 108]. И как бы предвосхищая эпоху заграничных походов, автор предвидит «то время, когда Европейские державы горестно пожалеют о том, что отклонились от истины, и чрез то учинили себя удобною жертвою ненасытимой алчности Французского начальства». Иными словами, мирному и унизительному объединению Европы под властью Наполеона, противопоставляется ее военное объединение вокруг Александра I. Мир с Наполеоном не может быть ни длительным, ни прочным. Поэтому только военным путем можно покончить с его господством в Европе. Это была антинаполеоновская европейская точка зрения. Из России ситуация выглядела иначе.
Буквально накануне нового 1806 г. 31 декабря канцлер Александр Борисович Куракин, возглавлявший внешнюю политику России в 1801–1802 гг., еще до образования министерств, и с тех пор фактически находящийся не у дел, подал на имя царя записку с изложением своего видения внешней политики России после Аустерлица. В ней Куракин однозначно высказывался за мир с Францией, мотивируя это тем, что в ближайших планах Наполеона – «восстановление прежней польской республики, чрез отторжение от России, Пруссии и Австрии ее частей, по разделам им установленных» [Куракин, 1869, с. 1128]. «Восстановлением Польши в прежнее ее состояние, – продолжает Куракин, – возродится в Европе новое государство, паче других для России вредное и оную от Европы, от влиятельного в ее делах участия, устранить долженствующее» [Там же].
Восстановление Польши на границах России создаст не только барьер, отделяющей последнюю от Европы, но и вызовет мятеж в западных губерниях России, населенных поляками, «и тогда, вместо одной войны, наружной, присовокупится другая война с нашими собственными новыми подданными для укрощения их мятежного волнения» [Там же, с. 1129]. Противостоять одновременно двум врагам, извне и изнутри, Россия не сможет, тем более что она практически лишена союзников. Австрия полностью повержена и находится в подчинении у Наполеона, а союз с Пруссией может носить только оборонительный характер, так как сама она не решится воевать против Франции. Нет надежд на прочный союз и с Англией. Во‑первых, она не способна оказать военную помощь России на «твердой земле»; а во‑вторых, политика Англии столь же эгоистична и властолюбива, как и политика Франции. Однако в отличие от Франции, Англия не способна причинить России значительного вреда, как по заинтересованности в торговых отношениях с Россией, так и по ее «местному положению». Поэтому единственным способом сохранить мир в Европе и избежать внутренних мятежей для России является мирный договор с Францией. В качестве дополнительного аргумента Куракин приводит позицию Пруссии, с которой Александра I связывают не только союзные отношения, но и личная дружба с прусской королевской семьей. К тому же Пруссия, сама заинтересованная в мире с Францией, могла бы выступить удобным посредником для начала мирных переговоров.
Пропагандистская модель, связывающая идею мира с национальным унижением, а войну с чувством национального достоинства, позволяла не акцентировать внимания на результатах Аустерлица. Если Россия с этой точки зрения выступала как рыцарственно благородная защитница порабощенных народов, то идея унижения связывалась в первую очередь с Пруссией.
* * *
Период между Тильзитом и Отечественной войной 1812 г. для России был отнюдь не мирным. В это время велись войны с Турцией, Ираном, Швецией. Почти все это время Россия находилась в состоянии войны с Англией. Во всех этих войнах видели реализацию плана Наполеона, навязанного в Тильзите Александру. Даже победоносная война со Швецией была встречена русским общественным мнением едва ли не враждебно. Ф.Ф. Вигель вспоминал: «В первый раз, может быть, с тех пор как Россия существует, наступательная война против старинных ее врагов была всеми русскими громко осуждаема, и успехи наших войск почитаемы бесславием» [Вигель, 2003, кн. 1, с. 450].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу