Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

— Побудьте здесь. Я Вас позову, — попросил Долгов. Михаил зашёл в кабинет.

— Друзья, я купил дом под больницу.

— Какой дом? — спросил Прошин.

— Восемь комнат наверху, восемь — внизу. Пока врачи с покупками приедут, у них будет новая больница.

Когда была оформлена купчая, а купец получил деньги и ушёл, Михаил сказал:

— Я иду к братьям Левченко и братьям Лазаренко. Нанимаю их, и они с завтрашнего дня начинают ремонт больницы.

Тридцатого марта Михаил Долгов въехал на базарную площадь хутора Рябовского. Через час с Воронежской дороги из-за садов подъехали трое саней, за каждыми из которых были привязаны по пять лошадей. Михаил и приехавшие с ним коновал и помошники подошли к лошадям. Коновал стал их осматривать, а Михаил — прицениваться. Просмотрев лошадей, коновал шепнул Михаилу:

— Лошади все здоровые, можно смело покупать.

Вернулись домой второго апреля. Тридцать лошадей и тридцать комплектов одноконной и пароконной сбруи передали Красненькому, который нашёл места для лошадей в купеческих конюшнях. Прощаясь, перед уходом домой, Михаил говорил:

— Надо собрать пятнадцать — двадцать плугов. Будем пахать ранние пары.

Четырнадцатого апреля, когда, по сложившейся традиции, казаки Прихопёрской станицы выезжали на весенний сев, Михаил поехал в поле посмотреть свою озимую рожь. Найдя свою полосу, Михаил спешился, нагнулся, стал сгребать озимку. И она сгребалась… Михаил понял, что озимка пропала полностью. Поглядев кругом, он увидел в стороне двух человек и лошадь, запряжённую в телегу. Михаил поспешил туда. Подъехал, спешился, поручкался:

— Ну, что, Егор Кузьмич и Кузьма Лукич, решили посеять?

— Решил, Михаил. Страшно не сеять. Не посею — а семена поем. А на что надеяться? А семья? От семерых детей осталось четверо. Да мы с женой. Да мать пришла, внучка привела. Сестра жинки, а её дочь в тифу умерла, зять у Будённого погиб. Я не участвовал в гражданской войне. Я — инвалид Первой мировой войны. Скажи мне, что это за Будённый? Где не послышишь: «погиб у Будённого», «погиб у Будённого».

— Егор Кузмич, тебе учительницы ничего не дали?

— Учительницы дали детям одежду и обувь. А Елизавета Васильевна дала мне: сапоги новые, штаны суконные с лампасами, но лампасы я спорол, китель офицерский, гимнастёрку, три смены белья, офицерский полушубок, папаху с красным верхом. Просила поминать раба Божьего Сергея.

— Поминаешь? — спросил Михаил.

— Поминаю утром и вечером.

— Поедемте, Егор Кузмич и Фома Кузмич, домой. Приберите и сберегите семена до следующего года. Сгрузите семена, берите два чистых мешка и езжайте к ветрякам. А я поеду к ветрячнику, возьму ключ от ветряка и выдам тебе муку и пшено на мать и на её внучка. Они — не нахлебники, они — равноправные члены семьи. В Библии сказано: «почитай отца и мать своих и будешь долговечным». Егор Кузмич, я принял четверых девочек. Прими ты одного. И забудь, что он тебе не родной.

— Приму, Михаил. Приму и забуду.

Получив муку и пшено, Егор Кузмич подвёз их к крыльцу, вызвал мать, её внучка и сказал:

— Мама и ты, Вася, знайте, что эта мука и это пшено — ваши. На вас получены. Куда поставить?

— Если можно, то в общий котел, — сказала мать.

Первый раз были на рыбалке десятого мая и не видели ни одной рыбы. К вечеру на рыболовецкий стан к Михаилу пришли Сенчуков, Прошин и Горшков:

— Михаил, мы хотим побыть у тебя, посмотреть, как ты ловишь рыбу. Завтра воскресенье.

— Милости просим.

Михаил отозвал Павла:

— Езжай домой, попроси женщин убрать всё, а сам привези две буханки хлеба, сала, яиц полведра, ведро картошки варёной, солки всякой и три бутылки самогонки.

Павел вернулся до заката солнца. Сумки — в арбу, лошадям — овса и сена. Дул сильный ветер.

— Я думал ужинать на травке, но такой ветродуй, что и стакан вырвет из рук. Давайте устраиваться в арбе.

Михаил полез в арбу первым, зажег свечу, стал распределять: Павлик — крайний, он сегодня дежурный. Завтра дежурный я. Со мной рядом кто-либо из вас. И двое по правой стороне.

— Екатерина Ивановна прислала клеенку, — сказал Павел.

— Хорошо, расстелим. Свечку на середину. Все, что есть в печи, все на стол мечи, — балагурил Михаил.

Выложив съестное из сумок, он дал резать хлеб Федору Ивановичу, а сало — Степуре. Сам Михаил стал разливать спиртное. Раздав стаканы, призвал:

— Запасайтесь закуской, братцы.

— Для меня лучшая закуска — соленый огурец, — отозвался Степура.