Павел Кренев - Добрые люди

Павел Кренев

Художник Оксана Хейлик

Весна у нас на Летнем берегу Белого моря долгая. Месяц март за весенний даже и держать нельзя. Не зря в Средней полосе России говорят: «Пришел марток – надевай семь порток», а у нас до середины марта – чистый февраль. И вьюги, и морозы, и колотун, особенно на открытых местах. Сидят рыбачки у лунок на озерах и прячут красные физиономии от «сиверка», а тот, как будто зима во дворе, заметает порошей лежащих на льду окуней. И солнце уже высоконько висит, и дни вполне длинные, но не могут они пока, не могут совладать с холодами.

Только к концу марта начинает старичье выползать из-под надоевших хоромин.

С утра пошел по крышам светлый денек, заиграл искорками в сосульках, затенькали по ноздреватому от первого тепла снегу быстрые острые капельки, и вот, кряхтя и бурча, незлобиво, по-доброму переругиваясь, выползают на свет Божий старички и старушки (в основном – старушки), рассаживаются по своим крылечкам и, опираясь на потертые батожки, начинают с ребяческим интересом, со вниманием разглядывать распахнувшееся перед ними Божье мироздание. Как надоел им за зиму кисловатый душный запах старых жилищ! Дожили до новой весны! Опять солнышко греет старческие щеки, опять прыгают по улице и ковыряются в размякших лошадиных кучках веселые галки.

На море, что напротив деревни, лед еще стоит крепкой коркой, и белое ледяное поле бесконечной широкой полосой уходит в морскую даль.

И вот наконец в этой дали, на самом горизонте, появляется темная полоса: это сильные весенние южные ветры поднимают потеплевшую волну и разбивают ледяную кромку. Опять к уставшим от зимы людям приходит их вечный добрый сосед – море-морюшко.

Деревенским мужикам, кто помоложе да поострее глазом, не терпится сходить на «зверя» – морского тюленя – нерпу и морского зайца – лахтака.

Поэтому идет пристрелка винтовок трехлинеек. Винтовки выдал им колхоз, которому спущен план на тюленьи шкуры да тюленье сало.

Мужик ставит к морской кромке полено, сам ложится за бревно у деревенских амбаров, долго целится, наконец раздается оглушительный хлопок, который улетает за угоры, окружающие деревню, и пропадает в лесных далях.

А вокруг стрелка, пооткрывав рты, стоит стайка местных оборванцев, среди которых и автор бесценных этих строк, с замиранием сердца вглядывается во все приготовления, манипуляции с винтовкой и канючит:

– Дядя Толя, дай нам тоже стрелить.

Дядя Толя, конечно же, суров, потому как он не просто сейчас мужичок на конюшне или там на тракторе, а человек, которому Родина доверила такую великую драгоценность, как ружье! И он не дрова, допустим, колет, а готовится к зверовому промыслу!

На мальчишеское нытье он и не реагирует. Лишь позволяет кому-нибудь из нас принести с берега простреленную чурку и поставить новую. Но в конце пристрелки все же наступает счастливая минута: дядя Толя дает каждому из нас лечь за винтовку и прицелиться. При этом старательно разъясняет, как совмещать «мушку» с «целиком», наводить их на мишень, как медленно надо нажимать на спусковой крючок. Это такое блаженство!

Настоящая весна начинается с начала апреля. Солнце уже высоко и долго стоит в синем небе, все ближе и ближе подбирается к зенитной маковке, все теплее греет и, глядя на деревню, поля и лес, как бы спрашивает: «Ну вот, я так стараюсь, а когда же вы все собираетесь избавиться от вашего дремучего холода?»

И будто уступая этим настойчивым просьбам, природа медленно-медленно начинает избавляться от надоевшей ей стужи.

С теплой стороны логовин сквозь снег просачивается до земли талая вода. Скатываясь по пологим склонам, она достигает дна и попадает в мелкие ручьи, слабо журчащие, мирно себе текущие под снегом по узким ложбинам. Наплыв талой воды вспучивает ручейки, их спокойное незамысловатое течение превращается в бурные потоки. Темная, насыщенная полевой грязью вода вырывается из-под снега и, смешанная с ним, с весенним мусором, волнуется, шипит, бурлит, пенится, несется по неразломанному льду к морю. Даже никчемные ручьишки превращаются в речки.

Это надвигающийся гром весны, вступающей в свои права.