Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Исследования Э. Ингрэма внесли неоценимый вклад в расширение наших представлений о происхождении Большой Игры. «Между 1828 и 1907 гг., — писал он в первой из серии монографий по данной теме, — Большая Игра в Азии представляла собой поиски Британией наилучшего способа отражения русской угрозы Индии». Ингрэм следующим образом описывал ее генезис: «Непреложным географическим фактом являлась необходимость для британцев защищать границу ( frontier ), в то время они не могли найти никого, кто бы взялся за это дело вместо них. Указанные обстоятельства и обусловили начало Большой Игры» [28] Ingram E . The Beginning of the Great Game in Asia, 1828–1834. London: Clarendon Press, 1979. P. 13, 339. . Отнеся это событие к эпохе Великой Французской революции, историк предположил, что «репетиции Большой Игры состоялись в Египте и Багдаде, когда в конце XVIII в. против Наполеона выступила вторая коалиция» [29] Idem . Commitment to Empire: Prophesies of the Great Game in Asia, 1797–1800. Oxford: Clarendon Press, 1981. P. 17. . Таким образом, по его мнению, острейшая англо-французская борьба за господство в Европе завершила так называемую эру Колумба и одновременно дала старт Большой Игре, в которой к началу 1820-х гг. Россия заменила Францию как ключевого участника [30] Ibid . P. 399–401. . В своем заключительном труде, охватывающем последнюю четверть XVIII — первую треть XIX в., Ингрэм пришел к неожиданному выводу о том, что Большая Игра была вызвана стремлением британцев навязать остальному Человечеству свои представления об устройстве мира, а затем попыткой избежать последствий провала предпринятых усилий [31] Ingram E. In Defence of British India. Great Britain in the Middle East, 1775–1842. London: F. Cass, 1984. P. 7. . Чтобы аргументировать эту интерпретацию, британский профессор предложил определить Большую Игру как «изобретение англичан в соавторстве с турками, иранцами, афганцами и сикхами, направленное против русских» [32] Ibid . P. 152. .

Нетрудно заметить, что представленные авторы, испытавшие влияние реалий холодной войны, как правило, ограничивали причины и проявления Игры одним — двумя политическими или экономическими факторами. Более сбалансированную концепцию можно обнаружить в работе американца Дэвида Фромкина, который сформулировал понимание Игры в узком и широком планах. Если в первом случае исследователи обычно акцентировали внимание на разведывательных операциях, то во втором — они были склонны рассматривать Большую Игру как составную часть русско-британского имперского соперничества. Важно также подчеркнуть, что Фромкин детально проанализировал геостратегические особенности данного процесса, отразившегося на характерах и судьбах некоторых ведущих «игроков» [33] Fromkin D . Op. cit. Р. 936–951. .

Кризис и распад Советского Союза в конце 1980-х — начале 1990-х гг. оживил интерес специалистов и общественности к истории Большой Игры. Бывшие дипломаты, разведчики и журналисты взялись за перо, чтобы осветить прошедшие события с позиций новых международных тенденций. Так, например, Гордон Уиттеридж, экс-посол Соединенного Королевства в Кабуле в 1965–1968 гг., назвал Большую Игру серией «пробных шагов Британской и Российской империй на пространстве Центральной Азии с целью определения оптимальных границ в смысле их защищенности» [34] Whitteridge G . Charles Masson of Afghanistan: Explorer, Archaeologist, Numismatist and Intelligence Agent. Westminster: Aris and Phillips, 1986. P. 114. . П. Хопкирк, которого мы упоминали выше, внес наибольший вклад в популяризацию «теневой борьбы за политическое наследие в Азии», опубликовав серию объемистых, хотя и местами поверхностных работ, написанных в жанре исторической беллетристики [35] Hopkirk P. The Great Game. P. 2. См. также: idem. Trespassers on the Roof of the World. The Race for Lhasa. London: J. Murray, 1982; idem . On Secret Service East of Constantinople. The Plot to Bring Down the British Empire. London: J. Murray, 1994. .

Помимо книг Хопкирка, вызвавших большой интерес читающей публики, американские журналисты Карл Мейер и Шарин Брайсек создали живую, правда, далеко не всегда точную картину «викторианского пролога холодной войны», сравнив вслед за Джиллардом Большую Игру с геостратегическим соревнованием между СССР и США после 1945 г. [36] Meyer K., Brysac S. Op. cit. P. XXV. Подробнее, см.: Gillard D . Op. cit. P. 181–185. Вслед за ними британский историк Лоуренс Джеймс усмотрел ее причины в кардинальном несоответствии систем представлений властных элит Запада и России, сопоставимом с идеологической несовместимостью капитализма и коммунизма на протяжении эпохи биполярного мира. «Личные, политические и социальные свободы, которые характеризовали Британию и которые, по мнению многих, питали ее силу и величие, полностью отсутствовали в России», — заметил историк в своем фундаментальном труде о подъеме и падении империи, «где никогда не заходит солнце» [37] James L. The Rise and Fall of the British Empire. London: Little, Brown and Co., 1994. P. 180. . С другой стороны, Питер Бробст, американский биограф сэра Олафа Кэро, одного из выдающихся исследователей Востока и высокопоставленного администратора Британской Индии накануне обретения ею независимости, утверждал, что «Большая Игра была преимущественно экономическим соревнованием, хотя коммерческая прибыль не выступала мерилом победы» [38] Brobst P. The Future of the Great Game. Sir Olaf Caroe, India's Independence and the Defence of Asia. Akron, Ohio: The University of Akron Press, 2005. P. 75. .