Роман фон Раупах - Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Вместо вождя — честный, но дряблый и безвольный человек, вместо правительства — говорильня из честолюбцев и эгоистов, вместо закона, порядка и хлеба — порка, сожжение деревень, расстрелы и насилие, вместо единения — подозрительность и злоба, зависть и сведение личных счетов, вместо служения родине — общий нравственный развал, шкурничество и ужасающая недобросовестность. «Даю все, — скорбит военный министр, — право, деньги, вагоны, материалы, а взамен прошу только побеспокоиться, подумать, сделать, что возможно, но в ответах натыкаюсь только на равнодушие и лень».

«Белое движение дало Сибири спекулянтов, торговлю вагонами, предательство родины, насилие, отсутствие забот о населении, голод и общую анархию. Для того чтобы вывести белое дело на прямую дорогу, нужен был гигант наверху и целая плеяда добросовестных и знающих исполнителей внизу. Вместо этого вижу гниль, плесень, лень, недобросовестность, интриги, взяточничество, взаимную грызню и торжество эгоизма, беззастенчиво прикрываемое великими и святыми лозунгами. Рыцари долга — зубры среди всего этого смрада, капли среди моря общей грязи, соринки среди кучи мусора».

Горечью и болью звучат последние страницы дневника (осень 1919-го года) покинувшего свой пост военного министра. «Я всегда боялся, — пишет он, — доживания жизни, потери веры в будущее, и эта опасность теперь на меня надвинулась во всем ее ужасе. До Омска у меня украли прошлое. Омский период украл будущее, разбил последние иллюзии, лишил последних надежд… Смертельный яд безысходного отчаяния я выпил в бессонные ночи подведения омских итогов».

Потеря в лице ушедшего министра хорошего работника не очень огорчила адмирала Колчака, но, заметил он: «У него был несносный характер, и он всегда со всеми ссорился».

Кто достоин большего сожаления: тот ли, кто не видит в окружающей его жизни ничего, или тот, кто видит ее слишком ясно и читает в ней слишком много?

С осени 1919-го года события в Сибири стали развиваться в ускоренном темпе. Северная армия, после удаления окончательно вышедшего из повиновения генерала Гайды, совершенно расстроенная, была уведена в глубокий тыл. Западная — беспорядочно отступала от Челябинска, а южная, отрезанная красными от западной, пробивалась окружным путем к городу Омску. Всего за несколько дней до вступления в него красных войск (14 ноября 1919 года), адмирал Колчак в торжественном заседании категорически заявил, что он не допустит сдачи города и что «потеря этого центра являлась бы тяжелым ударом всему делу возрождения русской государственности». Единственный из всех военных начальников, высказавшихся за возможность обороны города, генерал Сахаров 30 , был назначен Главнокомандующим, а сам Колчак уехал на фронт к отступавшим войскам.

10-го ноября правительство переехало из Омска в Иркутск, а адмирал в поезде у Нижне-Удинска ожидал прибытия остатков своих армий, шедших под командой генерала Каппеля. У города Красноярска войска Каппеля были задержаны генералом Занкевичем 31 , поднявшим мятеж с требованием низложения Колчака. Одновременно в Иркутске социалисты-революционеры свергли его правительство и, дав вновь избранному название «Правительственный Центр», объявили его суверенной властью всей Сибири.

Во всей стране царили такое разложение и такая анархия, что местные власти стали обращаться к союзникам с просьбой о вмешательстве. Управление железными дорогами просило заступничества от распущенных военных банд, не слушавших ничьих распоряжений, угрожавших поркой при малейшем возражении на их нелепые требования и грозивших своими безобразиями остановить все движение по единственной в стране железнодорожной магистрали. Приморская земская управа просила иностранных консулов добиться увода из областей всех русских войск, чинивших над населением невероятные насилия, безобразничавших и сжигавших целые деревни.

Командование чехословацкими войсками представило союзникам 19-го ноября 1919-го года меморандум, в котором писало: «Невыносимое состояние, в котором находится наша армия, вынуждает нас обратиться к союзным державам с просьбой о совете, каким образом чехословацкая армия могла бы обеспечить собственную безопасность и возвращение на родину, вопрос о чем разрешен с соглашения всех союзных держав. Охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войска наши вынуждены поддерживать то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось. Под защитою чехословацких штыков местные русские власти позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных граждан целыми сотнями, расстрел без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление и ответственность за все это перед судом всего мира ляжет на нас, почему мы, имея силу, не воспротивились этим беззакониям… Извещая об этом представителей союзных держав, мы считаем необходимым, чтобы они всеми средствами постарались довести до всеобщего сведения народов всего мира, в каком морально-трагическом положении очутилась чехословацкая армия и в чем причина этого. Мы сами не видим иного выхода из этого положения, как лишь в немедленном возвращении домой из этой страны».