Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Отъезд Хайда в Йорк был ускорен делом Лорда хранителя печати Литтлтона, с которым он поддерживал добрые отношения. В январе Литтлтон отказался поставить печать на указ об аресте пяти членов, он также проголосовал в парламенте за билль о милиции, оправдываясь тем, что хотел сохранить печать, чтобы вернуть королю. За него молвил слово Хайд. В Йорке, в королевском парке, где Хайд имел честь беседовать, прогуливаясь, с королем, его заметили члены парламентской делегации, прибывшие к Карлу с очередным посланием. Они показали Хайду инструкцию, содержавшую приказ любому члену парламента, которого они могли встретить, вернуться в Лондон немедленно. Его предупредили, что сообщат в парламент о его решении.

По словам историка Хайама, «месяцы между февралем и августом 1642 года были использованы обеими партиями не для того, что избежать борьбы, а для пропаганды, для разъяснения взглядов и привлечения сторонников. То, что открытое столкновение было отложено, объясняется крайним нежеланием каждой из сторон выглядеть агрессором. Ни Карл, ни Пим не считали, что разрушили в Англии мир» [52, 209–210 ]. Фигуры, олицетворявшие поиск согласия, оттеснялись. Стоявший во главе флота граф Нортумберленд, по желанию парламента и вопреки воле короля назначил своим заместителем пуританина графа Уорвика, что означало: флот перешел под контроль парламента, следовательно, рассчитывать на открытую интервенцию извне Карлу теперь не приходилось. Потеря флота была для него неприятной неожиданностью, ибо он был уверен в лояльности моряков, которым повысил жалованье и улучшил снабжение. Он рассчитывал, что они не поддадутся на призывы «дурных офицеров». Кларендон считал, что причина антироялистских настроений на флоте в том, что моряки быстро осознали: их жалованье в руках парламентариев. Те, кто сохранял верность монарху, или были вынуждены списаться на берег, отправиться к королю, или были арестованы [7, II, 225–226 ].

Первое прямое столкновение сторон произошло в апреле, когда роялисты предприняли попытку захватить крупнейший арсенал оружия в Гулле. Там находились артиллерия, амуниция и оружие, оставшиеся после роспуска армии, воевавшей против Шотландии.

Парламент рассчитывал перевести этот арсенал в Тауэр. Как развивались события, не вполне ясно. Назначенный парламентом комендант сэр Джон Хотем (его поместье находилось в нескольких милях от города), казалось, проявил колебание и впустил в Гулль принца Чарльза, считавшегося губернатором города. Действительно, на следующий день к городским стенам с вооруженным отрядом прибыл король. Кстати, Хайд отговаривал Карла от этой операции. Хотем отказался впустить его в город, вероятно, по требованию сына, тоже Джона, настроенного решительно в пользу парламента. В ходе инцидента впервые прозвучали выстрелы. Оставшийся без оружия Карл обвинил Хотема в измене. В дни гулльского инцидента Хайд случайно столкнулся, катаясь верхом, с лордом Холландом, присланным парламентом, чтобы убедить Карла I отказаться от захвата арсенала. Отношения между ними не были дружескими, и состоявшийся разговор был резким и угрожающим для Хайда. Вряд ли угрозы могли настроить его на возвращение. Выбор был сделан: в августе его исключили из палаты общин, в сентябре парламент утвердил список из одиннадцати человек, которые ни при каких условиях не могли рассчитывать на помилование. В их числе был Хайд. Его имя входило и во все последующие парламентские списки такого рода. После окончания первой гражданской войны, в 1646 году, индепенденты подтвердили это в переговорах с королем: «так называемый сэр Эдвард Хайд» (парламент никогда не признавал пожалования ему королем рыцарского звания), фигурировал среди тех королевских советников и приближенных, кто не мог рассчитывать на помилование, чья собственность подлежала конфискации [15, 191 ].

В Йорке к королю присоединились Фолкленд и Колпепер. Как заметил Хайд, летом в палате лордов участвовали лишь немногие, а в заседаниях палаты общин «вряд ли большинство». Те, кто присоединился к королю, были объявлены «врагами королевства»; другие подвергнуты штрафам. Он назвал действия палат «противозаконными» и нарушающими права парламентариев, «как и все, что они предпринимали» [7, II, 177 ]. На протяжении этих месяцев усилия партий были направлены на привлечение сторонников. Главную роль играла пропаганда, в которой создавался и в дальнейшем закреплялся негативный образ врага. Казалось, что идеологически позиция роялистов имела преимущества: с одной стороны, им было легче обосновать действия парламентариев как мятеж и измену. С другой стороны, кавалеры постоянно эксплуатировали понятие «достоинство», значимое в иерархическом обществе, каким была Англия раннего нового времени. Королевская пропаганда постоянно подчеркивала «низкое» происхождение тех, кто относился в парламентской партии. Это было не совсем справедливо, недаром на высшие военные посты парламент, особенно в начале войны, назначал лиц именно по происхождению, а не по способностям. Примерами служат, в первую очередь, главнокомандующий Эссекс и его заместитель Манчестер. В общественном сознании пропаганда конструировала, как заметил историк Ч. Карлтон, далекий от реальности «стереотипный образ кавалера с пивной кружкой в руке, с девкой на колене и с усмешкой на устах». Социальное превосходство неразрывно связывалось с сексуальным господством. Одна появившаяся в 1642 году баллада имела примечательное название «Лондонский рогоносец: или как на голове почтенного горожанина выросла пара извилистых фирменных рогов благодаря его веселой молодой женушке, которую хорошо прогнул франтоватый жеребенок, пока ее муж уехал, чтобы участвовать в компании в Хунслоу Хит» [30 , 53 ].