Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Переломной стала попытка арестовать лидеров парламентской оппозиции. Хотя для Хайда, Фолкленда и Колпепера она была неожиданной, свою долю ответственности они несли, поскольку убеждали короля, что палата, управляемая злой волей нескольких смутьянов, по сути, остается лояльной монарху. Голосование по «Великой ремонстрации», казалось, подтверждало это. Отсюда было недалеко до вывода, что арест этих лиц исправит положение. Однако в большей степени с королем делили ответственность Дигби и королева с ее окружением. Генриетта Мария убедила Карла, что он должен довести дело до конца, даже говорила, что не будет иначе его уважать. Наконец, мастером политической интриги, поставившим королю ловушку, был сам Джон Пим. После возвращения Карла из Шотландии лидер Хунты играл в обороне. Он должен был принудить Карла к активным действиям, чтобы доказать: утверждения, что тот угрожает правам и свободам парламента, небеспочвенны. Пим распространял слухи, что следующей жертвой парламентских расследований будет королева. Этого Карл стерпеть не мог. Третьего января 1642 года он подписал обвинение в государственной измене пятерых членов палаты общин: Джона Пима, Джона Гемпдена, Артура Хезельрига, Уильяма Строуда, Денцила Холлиса, а также лорда Кимболтона. Если коммонеры были активными оппозиционерами, то имя Кимболтона появилось потому, что Карл хотел создать что-то вроде баланса между палатами (среди лордов было немало куда более решительных критиков короны). В парламент был отправлен генеральный прокурор (атторней) сэр Эдвард Херберт для зачтения обвинений, а Дигби должен был добиться немедленного ареста. По непонятной причине этого не случилось. Хайд разъяснял, хотя и не очень убедительно, что Дигби намеревался войти в парламент с верными офицерами, в их числе с Лунсфордом, «доставить их [людей из списка] живыми или оставить на месте мертвыми». Однако Карлу этот план не понравился [7, I, 485 ]. Во всяком случае, Херберт был вынужден удовольствоваться обещанием, что обвинения рассмотрят на следующий день. Психологически важный момент был упущен. У обвиняемых королевской стороной парламентариев появилась возможность скрыться. В ночь на четвертое января в Сити собралась огромная толпа вооруженных людей. Они шли от одних ворот к другим и кричали: «Кавалеры идут, чтобы сжечь Сити, во главе их король».

Но Пим и его сподвижники не скрылись. На следующий день после обеда они были в парламенте и ждали, как развернутся события. Их шпионы при дворе (прежде всего, леди Карлейль) держали их в курсе. По сути, Пим заманивал короля в ловушку, и Карл принял фатальное решение. Он счел, что должен арестовать оппозиционеров сам. Как полагал историк Карлтон, свою роль сыграла не только Генриетта Мария, но и приверженность Карла к театральным эффектам — недаром одним из его любимых развлечения было участие в представлениях масок. Король не спеша двигался к Вестминстеру, по пути останавливаясь, чтобы принять петиции, и за несколько минут до его появления в парламенте оппозиционеры, оповещенные агентами, сели на лодку, ожидавшую их на Темзе, чтобы уплыть в Сити. Одного из них, Строуда, пришлось буквально тащить: он кричал, что останется в палате, чтобы лично противостоять королю. Дальше имела место знаменитая сцена, описанная во всех учебниках истории. Карл вошел в палату общин, сопровождаемый небольшой группой офицеров, Дигби оставил дверь открытой, чтобы парламентарии могли видеть отряд солдат, оставшийся снаружи. Бросив взгляд на место, которое занимал Пим, Карл сразу убедился, что тех, кого он хотел арестовать, в помещении нет. Вежливо попросив спикера разрешения занять его место, он спросил, где находятся нужные ему лица, на что Ленталл, преклонив колени, ответил известной всем фразой: «Да не прогневается на меня Ваше Величество, но в этом месте у меня нет ни глаз, чтобы видеть, ни языка, чтобы говорить, иначе как по указанию этой палаты». Собственно, Ленталл лишь повторил слова, сказанные в парламенте в 1629 году Холлисом в адрес хранителя печати Финча. На это Карл ответил:

«Зато у меня есть глаза, чтобы видеть: птички улетели». Затем он покинул палату, сопровождаемый криками «Привилегия». Тем же вечером Карл отдал приказ закрыть порты на случай, если Пим в товарищами решит покинуть Англию, и потребовал от Лорда-мэра провести обыски в Сити. Наутро он верхом отправился в Тауэр, затем в городской совет, лично убедившись, что в Лондоне взрывоопасное настроение. Люди на улицах кричали о парламентских привилегиях, олдермены напрямую обвиняли Карла в том, что он не прислушивается к советам парламента. Похоже, Карл растерялся. Он требовал расследования беспорядков и причин вывоза оружия из Тауэра, что не могло не вызвать новой волны раздражения. Наконец, в полдень 10 января вместе с семьей он покинул Уайтхол и направился в Хэмптон-Корт, где не были готовы к его приезду, в первую ночь все семейство спало в одной постели. Карлтон писал, что Карл бежал в той манере, в которой виновный водитель скрывается с места происшествия.