Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

В декабре появились новые поводы для парламентских схваток. После решения палаты иметь собственную охрану, против чего король возражал, пообещав выделить ее при необходимости, встал вопрос о милиции. Хайд протестовал против билля о милиции, заявив: желание подчинить ее — это покушение на право короля объявлять войну и заключать мир. По его утверждению, палата сначала приняла его аргументацию, но выступил Сен Джон, входивший тогда в качестве генерального солиситора (одного из главных юристов короны) в Тайный королевский совет. Он утверждал, что эта мера не ущемляет королевских прерогатив. Общины осуществляли, как выражался Хайд, нападки на палату лордов, в частности, стараясь довести до конца изгнание из нее епископов. По словам Кларендона, это воодушевило «раскольников» в городе и пригородах собраться по звуку колокола в Саутварке, где располагались арсеналы оружия. Во время беспорядков пострадал констебль, едва не лишившийся жизни. В рождественские праздники парламент не заседал только два дня, а 27 декабря, когда возобновились заседания, толпа собралась возле Вестминстера, скандируя «Нет епископам, нет лордам-папистам». Люди кричали, что многие пэры — «злодеи с гнилыми сердцами», а коммонеры, противостоявшие Пиму — предатели. Имелся в виду сам Хайд, Фолкленд и Колпепер, «а также другие, вызывавшие [в палате] беспокойство». Автор считал, что в тот день клика прибегла «к последнему средству» и подстрекала «подмастерьев и низы» [7, I, 463–464 ]. Во время беспорядков криками не обошлось — целью толпы было не допустить в парламент епископов, едва отбили архиепископа Йоркского Уильямса. Впрочем, Хайд полагал, что нелюбимый им Уильямс дал повод для недовольства своим поведением в парламенте. 29 декабря двенадцать епископов составили петицию королю, заявив, что без их участия заседания палаты являются пустым делом. Появление петиции вызвало раздражение в палате лордов, которая только накануне отвергла резолюцию, что действия толпы нарушают свободы парламента. Петицией воспользовался Пим, который немедленно провел решение об аресте двенадцати подписантов, а лорды сразу его утвердили. Это сблизило палаты, но фактически вело к упадку значения палаты лордов, продолжившегося до времен Реставрации. По мнению Хайда, абсурдность обвинений в измене, предъявленных двенадцати епископам, была столь очевидна здравомыслящим людям, что Карлу следовало ждать и не предпринимать поспешных действий. Однако сказался «беспечный и неспокойный» характер Джорджа Дигби, побудившего короля отступить от собственного решения. Хайд подразумевал последовавшую через несколько дней безрассудную попытку арестовать лидеров оппозиции. Он приписывал этот эпизод влиянию Дигби и считал ошибкой короля [7, I, 477 ].

Поводом для дальнейшего обострения ситуации стала замена коменданта Тауэра, вызвавшая всплеск слухов и эмоций. На место осторожного Балфура, считавшегося близким к парламенту, Карл назначил сэра Томаса Лунсфорда, «человека хотя и древнего рода, но грубого и необразованного, окруженного отрядом развязных солдат», готового на любые жестокости. Несколькими годами ранее Лунсфорд убил соседа по поместью и скрылся, воевал некоторое время на континенте. Парламентская пропаганда изображала его садистом, способным на любые жестокости и даже каннибалом. Хайд оправдывал короля тем, что он, для кого Лунсфорд был чужаком, произвел это назначение по совету лорда Дигби, который тоже плохо знал этого человека. Назначение Лунсфорда вызвало такое возмущение в Сити, что через несколько дней король изменил приказ, объявив комендантом сэра Джона Байрона. История с назначением коменданта Тауэра способствовала нагнетанию и без того взрывоопасной атмосферы. Именно в эти дни противоборства, вылившегося на улицы, появились знаменитые клички: «кавалеры» и «круглоголовые». Кавалеры ассоциировались сначала с бахвалившимися и разгонявшими толпу у Уайтхола солдатами Лунсфорда, круглоголовые — с пуританскими агитаторами из Сити, которые в отличие от людей знатных, носивших длинные волосы, принадлежали к средним и низшим слоям и стриглись в кружок.

В дни после Рождества и Карл, и Пим раздували один против другого обвинения в заговоре. 30 декабря Пим приказал запереть двери и театрально сообщил палате, что раскрыт заговор, цель которого уничтожить членов палаты. Карл требовал усилить охрану дворца, и к этому были известные основания: в ночь на 1 января порядка двухсот демонстрантов с мечами и дубинами задевали охранников и ранили нескольких из них. Тогда, по мнению Хайда, ситуация накалилась до такой степени, что те, кто считал себя верными подданными, должны были прекратить дебаты с королем, прямо встать на его сторону. В эти дни его политические союзники согласились войти в Тайный королевский совет. Сэр Джон Колпепер, депутат от Кента, стал канцлером Казначейства, а Фолкленд — государственным секретарем (этот пост был вакантным после отставки Вейна-старшего). Они оба пользовались в парламенте авторитетом: о влиянии Фолкленда речь уже шла, силу Колпепера как оратора Хайд видел в том, что он умел, выступая обычно в конце обсуждения, четко обобщать высказанные мнения и формулировать выводы. Фолкленд не был уверен в том, что должен принять предложение Карла, но Хайд убедил его согласиться. Авторитет «тройки», к которой относился и автор «Истории мятежа», основывался на том, что она не была «партией двора». Хайд подчеркивал не только свою приверженность правильному конституционному устройству, но и независимость от придворных фракций. Тогда же на сторону короля окончательно перешел и лорд Дигби, известный смелым протестом против осуждения Страффорда. Хайд в своем труде не раз обращался к характеру этого человека, имея к нему особый интерес: авантюристичный Дигби был его антиподом, что одновременно привлекало и отталкивало. По оценке Кларендона, от природы и благодаря воспитанию Дигби обладал «исключительными чертами». Изящный, прекрасной наружности, он был настолько хорошо образован в разных вещах, что мог легко и толково участвовать в беседах на любые темы. В то же время он был человеком легкомысленным, считавшим «сложные вещи простыми», неспособным предвидеть последствия, к которым могли привести его советы. Он слишком полагался на собственную фантазию и руководствовался амбициями и желанием славы. [7, I, 461–463 ]. Должность генерального солиситора, которую прежде занимал Сен Джон, была предложена Хайду, но он отказался, убедив «их величества», что будет гораздо полезнее короне в его тогдашнем положении. Хайд играл тогда роль советника и подготовил ряд королевских прокламаций.