Легкость, с которой Карл I утверждал акты, принятые после казни Страффорда, обманчива. Если допустить, что казнь несчастного графа давала шанс на действительное примирение (что не бесспорно), он не стремился этим воспользоваться, а хотел выиграть время, чтобы не обновлять состав Тайного совета путем включения в него лидеров парламентской оппозиции, хотя ходили слухи, что Пим готов принять пост канцлера казначейства вместо ушедшего в отставку Коттингтона, а Холлес — государственного секретаря. Карл теперь возлагал надежды на шотландцев. 5 июля он объявил, что отправится в Шотландию, 9 августа покинул Лондон. Это вызвало раздражение и опасения в парламенте: «Прежнее недоверие возродилось» [52, 189 ]. Парламент назначил комитет из трех человек, которые должны были сопровождать Карла, по выражению Хайда, шпионить за ним. Король хотел убедить шотландских подданных, что он намерен урегулировать отношения с учетом их пожеланий. По дороге, в Ньюкастле, он инспектировал армию Лесли (фактически оккупировавшую английские графства), был с ним любезен за обедом. В Эдинбурге присутствовал на службе в пресвитерианской церкви, посетил парламент и утвердил произведенные назначения на должности. Он подтвердил Ковенант и даровал титулы. 25 августа король подписал мирный договор с Шотландией, завершивший долгие переговоры, начавшиеся за год до этого в Рипоне. Позитивные сдвиги с шотландцами позволяли занять более твердую позицию в отношениях с парламентом в Лондоне. Главным корреспондентом Карла была тогда Генриетта Мария, которой он писал не реже, чем раз в три дня. Эти письма из Шотландии не сохранились, но не приходится сомневаться, что в них король был откровеннее всего. Он требовал от государственного секретаря Эдварда Николаса, ведавшего корреспонденцией: тот должен убедиться, что королева вскрывает его письма без свидетелей. На записи Николаса, что урегулировав дела с Шотландией, король легко решит английские проблемы, Карл сделал ремарку «Первое уже сделано». Получив сообщение, что парламент ушел на каникулы, он заметил: «Это не слишком меня расстраивает» [31, 226–227 ].
Однако оптимизм был преждевременным, и к середине октября «шотландская гармония» рухнула. Поводом стал «инцидент», обстоятельства которого неясны и подозрительны. Шотландская знать не была едина, наоборот, раздираема борьбой, в центре которой был конфликт между двумя лидерами Ковенанта, Арчибалдом Кэмпбеллом, восьмым графом Аргайлом, и Джеймсом Грэмом, пятым графом Монтрозом. По словам Хайда, современники говорили, что соперничество между ними напоминало вражду Цезаря и Помпея, когда «один не мог терпеть никого превосходящего себя, а другой никого равного себе». Летом 1641 года Монтроз в письмах королю якобы раскрыл ему глаза на секретные обстоятельства, приведшие к войне против него, в том числе на роль Аргайла и Хамильтона. Поскольку письмо Карла попало в руки ковенанторов, Монтроз был заключен под стражу. 12 октября Аргайл, Хамильтон и его брат вдруг покинули Эдинбург, заявив, что спасаются от заговора, и укрылись в своих владениях. Заговорщики якобы хотели выкрасть их и убить. Они утверждали, что главой заговора был Монтроз (находившийся тогда в тюрьме), а возможно, сам Карл. Хотя доказательств участия короля (как и существования заговора как такого) нет, в то время это показалось достоверным многим. Хайд отметал «злобные инсинуации», будто цель заговора не ограничивалась Шотландией. Известие парламентских делегатов, шпионивших за королем, трактовалось в Лондоне в том духе, что в планах заговорщиков было убийство ряда политиков по обе стороны границы. Последствия скандала не удалось сгладить дарованием Аргайлу титула маркиза, а Лесли — графского достоинства. В дальнейшем Аргайл станет вдохновителем политики сотрудничества с Долгим парламентом, а Монтроз — главной опорой роялистов в гражданской войне в Шотландии. После гибели Карла I он поддержит его сына, но не сможет поднять на борьбу горные кланы, и в 1650 году будет казнен по приговору парламента Шотландии путем повешения, потрошения и четвертования («квалифицированная казнь», которая была милостиво заменена Страффорду, но не Монтрозу, на отрубание головы). Монтроз признавался, что в душе оставался верен Ковенанту и пресвитерианству, а воевать на стороне роялистов его принудили обстоятельства. Кларендон сообщал, что Монтроз до конца держался достойно: по поводу предстоящей рассылки его конечностей в четыре города страны он лишь заметил, что жалеет, что не имеет столько плоти, сколько хватило бы для рассылки по всему христианскому миру. Он был храбр и честен, бесстрашен в минуту опасности, никогда не отступал из-за трудностей, которые надо было преодолеть [10, 340–341 ]. Трагическая история ненависти двух шотландских предводителей завершилась только после реставрации, когда Аргайл предстал перед судом парламента по обвинению в измене (в чем сумел оправдаться) и сотрудничестве с Кромвелем, и был приговорен к смерти. Его отрубленную голову водрузили на ту же пику, что и голову Монтроза за одиннадцать лет до этого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу