Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

При закрытии сессии канцлер был вынужден предупредить о нежелательности одних крайних мер: «Я надеюсь, что миряне скоро возвратятся в лоно дорогой матери-церкви и легко распознают жульничество и обман соблазнителей, что все усердие и ловкость будут использованы, всерьез и сердечно, для примирения духовенства и мирян всеми эффективными способами». Обращаясь к депутатам как к патриотам , Хайд призывал их не быть «слишком суровыми и неистовыми», а поступать, как хороший врач, знающий о последствиях применения того или иного лекарства. Настоящая угроза идет от республиканцев, «и немногие из наших соседей любят нас настолько, что не порадуются нашим внутренним ссорам». Главное, чтобы не взорвать спокойствие плохой политикой, ведь «в каждой фракции есть люди, для которых нет иной религии, кроме стремления продвинуть эту фракцию» [11, IV, 251–253 ]. Эффективность призывов к смягчению религиозной политики была невелика: в начале 1663 года парламент отверг декабрьскую «Декларацию о веротерпимости», первую в ряду документов такого рода, подписанных Карлом II. Ее провал отчасти объяснялся враждебным отношением пресвитериан, которые (не без основания) увидели в ней стремление защитить не столько диссентеров, сколько католиков. Кроме того, они не считали, что к ним применимо понятие «терпимость», поскольку претендовали на политическую роль [66, 52 ]. Мнение, что за «Декларацией» скрывалась забота о католиках, имело основание, ведь король подписал ее под влиянием лорда Бристола, ставшего католиком в 1659 году. Кларендон утверждал, что это и стало причиной и началом их вражды. Канцлер якобы не знал о «Декларации», а когда получил указание короля готовить соответствующий билль для парламента, то отнесся к этой идее настороженно, как и Саутгемптон. В парламенте начались протесты, главным виноватым остался канцлер [93, 221 ]. Тогда Карл II впервые продемонстрировал ему открытое раздражение, несмотря на то, что, пытаясь восстановить влияние на короля, он включил, вопреки своим взглядам, пассаж в пользу католиков, что не добавило веса в глазах монарха, но вызвало возмущение у англикан. Возражая против любых уступок диссентерам, палата общин представила королю адрес, в которой трактовала Бредскую декларацию не как обещание веротерпимости, а как «великодушное намерение Его Величества поступить так, как советует ему парламент». Те, кто рассчитывает на это «предполагаемое обещание», передали их право «в руки своих законных представителей, заседающих в парламенте». Палата заявила, что «предлагаемая веротерпимость не ведет к сохранению мира в королевстве, а даст обратный результат. Только защита законов и установлений церкви в соответствии с Актом о единообразии, является наилучшим способом для укрепления мира и повиновения в королевстве» [11, IV, 261–262 ].

Акт о квакерах (1662 г.) рассматривал их как отдельную и особенно опасную категорию верующих, накладывая суровые наказания за отказ от принесения клятвы и организацию молитвенных собраний с участием более пятерых взрослых. За первое нарушение полагался штраф в пять фунтов и трехмесячное заключение, за второе штраф в десять фунтов и шестимесячное заключение, за третье — или добровольная эмиграция, или насильственная транспортировка в колонии. Жестокость к членам «Общества друзей» объяснялась их отказом платить десятину и демонстрировать согласие с существующими социальными порядками. Поводом для репрессий против квакеров власти сделали восстание, имевшее место в Лондоне в начале 1661 года. Его возглавил некто Томас Веннер, а участников было по разным данным от 50 до 300 человек. Веннер был «человеком Пятой монархии», среди его сторонников квакеров не было, но правительство объявило, что были, и, не много не мало, семьсот человек. Эта выдумка отражала страх перед квакерами. 90 % нонконформистов, посещавших молельни в Лондоне, были квакерами [65, 45 ]. Акт о молельных домах (1664 г.) запрещал молельные собрания с участием пятерых или более взрослых, проживавших не в этом доме, если они проводились не по единому молитвеннику. Пятимильный Акт (1665 г.) запрещал не присягнувшим проповедникам подходить к городам ближе, чем на пять миль, а лицам, исключенным из служения, покидать приходы, где они проживали, дальше того же расстояния.

Как видим, «Кодекс Кларендона» фактически установил ценз по признаку религиозной принадлежности для занятия должностей и получения степеней в университетах, а также затруднял, если не сказать запрещал, богослужения не по англиканскому образцу. С. Шама писал: «Так — удивительным образом — должна была уйти целая культура наставления и проповеди, моления и пения, культура, ярко окрасившая веру и политику на протяжении жизни, по меньшей мере, двух поколений… Превращение яркой визуальной и звуковой культуры в семейное кабинетное моление — один из печальных актов исчезновения в английской истории. Но это было не всегда и не во всем. Диссентерское христианство выживет и возродится (особенно в следующем столетии). Насильственное уничтожение кальвинизма рекрутирует новых людей в свободные от подозрений в политических пристрастиях нонконформистские церкви, подобные квакерской. Пути, по которым пойдет британская история, были непостижимы для самоуверенных епископов и кавалеров, готовивших „Кодекс Кларендона“. Они не уничтожили пуританизм, но переместили его в места, такие как Белфаст и Бостон, откуда он принесет много бед британской монархии» [91, 259–260 ]. В краткосрочной перспективе, непосредственно после того, как религиозное устройство Реставрации утвердилось, а высокоцерковники установили господство в парламенте и в стране, накал ненависти к диссентерам начал снижаться, смещаясь в направлении католиков.