Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Но Дельбрюк не предвидел, что сама Германия, и по существу, и формально, возьмёт инициативу борьбы на себя, что она будет нападающей стороной. Никакими софизмами нельзя отмести этого истинного соотношения фактов. А оно определило для Германии характер и исход всего столкновения, т. е. всю ту политическую и милитарную обстановку, в которой происходит и будет протекать конфликт. Ни задачи мировой политики новой Германии, ни традиционная психология прусского милитаризма не могут, как безличные факторы, исчерпывающим образом объяснить конкретного сцепления событий, приведших к войне 1914 г. При надлежащей проницательности политический ум, осуществляя задачи германской мировой политики, должен был создать совершенно иную обстановку для возможных политических и милитарных конфликтов между Германией и находящимися в противоположном лагере державами, чем та, которая создалась в июле 1914 г.

Таким образом, и тот конкретный анализ дипломатической истории войны 1914 г., который даёт в своей статье Б. Э. Нольде [494], и общие соображения, нами развитые, одинаково приводят к мысли, что возникновение войны должно быть вменено определённым лицам, оно явилось выражением личных свойств и формулировкой личного решения.

Чьего же решения?

Историческое суждение в этом вопросе пока не может быть произнесено с полной категоричностью. Однако, весьма вероятно, почти несомненно, что главным ответственным лицом за события является сам император Вильгельм II. Я весьма далёк от мысли видеть в германском императоре какого-то изверга. Изверг всегда выдаётся из ряду вон. Несчастье Вильгельма II, наоборот, заключается именно в том, что он ординарный человек, на которого легли чрезвычайные ответственности и который не сумел в своём положения сохранить ни сознания своих сил, ни надлежащего равновесия. Быстрота, с которой было принято бесповоротное и роковое решение вести войну, с полной ясностью свидетельствует об утрате душевного равновесия. В такое короткое время нельзя было — и это фактически обнаружилось на неожиданности для германских государственных деятелей естественного и даже неизбежного решения Англии — просто обозреть ту сложную политическую обстановку, которая создавалась приближением держав к войне. Из хода войны в тому же теперь совершенно ясно, что для Германии не было объективной надобности форсировать ведение дела: ни Россия, ни Франция не были даже хотя бы приблизительно готовы в быстрому нападению на Германию.

Вопрос о роли Вильгельма II в возникновении войны и об его ответственности имеет для русских, англичан и французов чисто теоретический интерес. Но для Германии и для немецкого народа этот вопрос имеет совсем иной, практический и в то же время интимный, интерес и смысл. Суд, который творится теперь историей, в Германии и для немцев должен превратиться в суд не только над целыми общественными течениями и силами, но и над определёнными лицами. Глубокий трагизм положения, в который попали теперь германцы, и состоит в том, что от такого суда они не смогут уйти. Несчастье Германии в 1914 г. (так же, как несчастье Франции в 1870 г., когда она принадлежала Франции) — именно потому, что инициатива войны принадлежит теперь Германии — поставит перед немецким народом вопрос об ответственности за войну. В патриотическом порыве сопротивления немцы могут забывать или намеренно не задумываться над этим вопросом. Но наступит момент, когда и непосредственное патриотическое чувство и патриотическое сознание вынудят у немцев категорическую постановку этого вопроса.

Для огромной части немецкого народа это будет целый морально-политический кризис, весь грозный характер которого трудно преувеличить. Вина и ответственность за войн у 1914 г., лежащие на тех, кто вверг мир в эту катастрофу, столь громадны, сознание немецкого народа ещё так мало освоилось с мыслью о том, что вину эту следует искать на германской стороне, это сознание ещё так усыплено той фальшивой перспективой, в которую германское правительство с самого начала старалось вдвинуть процесс возникновения войны, что пробуждение от злого сна будет для Германии прямо ужасно.

Ведь, когда война придёт к своему неизбежному концу, который не может быть благоприятен для Германии, то для немцев отпадёт возможность и смысл — обвинять своих противников в чем-либо. Вопрос будет ставиться так: кто же с германской стороны виновен в том, что не предохранил страну от военного столкновения, которое не могло привести ни к чему, кроме поражения, материального умаления и морального унижения Германии? И тогда для всякого немца станет ясно то, что ясно теперь всем нам, а именно, что преступная инициатива этой войны принадлежит ответственным руководителям германской политики. Тогда немцы поймут, что их не только ввергли в войну, но что в вопросе о смысле и реальных двигателях событий их прямо обманывали.