В 1924 г. прокурор Новониколаевской губернии отмечал слабость следственного аппарата губотдела ОГПУ, следствием чего, как он полагал, было невыполнение элементарных требований закона. При этом «некоторые видные сотрудники ОГПУ даже щеголяли незнанием закона» [772]. По словам иркутского губпрокурора, «сотрудники ОГПУ порой проявляли полное правовое невежество» [773]. Такое положение дел служители закона объясняли «традициями ВЧК».
В отчете омской прокуратуры за первую половину 1924 г. утверждалось, что «работа органов ГПУ с пути военного коммунизма перешла на новые рельсы революционной законности» [774]. Однако в октябре 1925 г. алтайский прокурор фиксировал «оторванность ОГПУ от прокуратуры и его стремление самоопределиться» [775]. В сентябре 1927 г. бийский окрпрокурор отмечал сочетание у некоторых работников ОГПУ «полного правового невежества со стремлением показать свое “я” и приемы ЧК» [776]. В докладной записке в окружную контрольную комиссию от 7 марта 1928 г. омский окрпрокурор сообщал о своей приватной беседе с начальником местного отдела ОГПУ, в которой тот заявил, что «органы ОГПУ доказали свою ценность для дела революции, в отличие от органов прокуратуры» [777].
На этом фоне неудивительными выглядят постоянно имевшие место факты игнорирования органами ГПУ – ОГПУ системы прокурорского надзора. В 1925 г. иркутский прокурор отмечал случаи, когда без согласования с ним местный отдел ОГПУ направлял следственные дела в более высокие инстанции [778]. В январе 1926 г. Сибирское совещание работников прокуратуры потребовало от окружных прокуроров «поставить действительный и полный надзор за органами ОГПУ в пределах указанных законов, не допуская никаких послаблений и отклонений». В резолюции апрельского совещания констатировалось, что этот надзор недостаточно удовлетворителен и носит формальный характер, а наблюдение прокуратуры за административной ссылкой отсутствует [779]. Однако все эти резолюции не могли дать ощутимого эффекта.
По информации минусинского окрпрокурора во время кампании по борьбе с бандитизмом окротдел ОГПУ отказал ему в предоставлении сведений по большинству приговоренных за второе полугодие 1927 г. [780]В марте 1928 г. омский прокурор попытался опротестовать предварительное заключение подлежащего ссылке гражданина сверх допустимого срока без санкции ВЦИК и Особого совещания. В ответ на это окротдел ОГПУ постановил направить дело через ПП ОГПУ по Сибири в Коллегию ОГПУ и заключить арестованного в ИТД [781]. Несмотря на циркуляр от 2 марта 1925 г., продолжались увольнения ссыльных со службы по рекомендациям «чекистов» без объявления мотивов и учета мнения прокуратуры. Имели место случаи, когда на запросы прокуроров ГПУ – ОГПУ не отвечало месяцами.
Таким образом, как свидетельствуют материалы Сибири, возможности прокурорского надзора за ссылкой были весьма ограниченными. На протяжении 1920-х гг. ситуация практически не менялась. В условиях «революционной законности» органы, являвшиеся по определению правоохранительными, неизбежно оказывались в подчиненном репрессивным структурам положении. Партийно-государственное руководство, не испытывая потребности в законодательном упорядочении статуса ссыльных и высланных, равно как и в каком-либо пересмотре основ карательной политики в этой области, поощряло деятельность репрессивных органов.
В целом в течение 1920-х гг. в советской карательной практике сложилась особая система административной репрессии со своей организацией агентурной работы, следствия, вынесения и исполнения приговоров, надзора и управления ссылкой и высылкой. В результате она выделилась в автономную карательную отрасль с отдельной законодательной базой, квазисудебными органами и репрессивным аппаратом ГПУ – ОГПУ. В 1924 г. органы ОГПУ получили полную монополию на административную ссылку и высылку. Сложившаяся система была мало доступна для какого-либо действенного контроля извне даже со стороны параллельных государственных структур. Репрессивные органы беспрекословно подчинялись только партийным органам. Ссылка и высылка по суду осуществлялась правоохранительными органами. На протяжении 1920-х гг. она существенно уступала по уровню организации ссылке и высылке административной. Как судебная, так и административная ссылка и высылка являлись репрессивными мерами и применялись по мотивам «социальной опасности» без доказательства вины обвиняемых.
Численность и состав ссыльных и высланных
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу