Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Предписанием штаба Приамурского военного округа капитану Корпуса военных топографов А. Н. Картыкову было разрешено слушать лекции в Восточном институте в качестве вольнослушателя [778]. Капитан Картыков состоял в должности начальника съемочного отделения Приамурского ВТО и с 1906 г. принимал участие в масштабных работах 1-й Маньчжурской съемки [779]. Знание китайского и маньчжурского языков было весьма востребовано среди военных топографов, находившихся на работах в Маньчжурии. А. Н. Картыков явился единственным представителем Корпуса военных топографов, обучавшимся в Восточном институте.

Наличие во вновь принятом контингенте значительного числа офицеров из Европейской России, преобладание группы «поручик – подпоручик», наличие офицера Гвардии – все это может косвенно указывать на возросшую после русско-японской войны популярность офицерского отделения Восточного института среди офицеров императорской армии. Более того, образовался значительный конкурс среди офицеров, желавших поступить в Восточный институт. Отбор на предварительных экзаменах в военных округах по-прежнему оставался строгим. К примеру, несколько лет самостоятельно изучавший китайский язык и даже организовавший занятия по этому языку с офицерами 5-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии есаул П. З. Черепахин пытался поступить в Восточный институт в 1907 г., но не прошел по конкурсу [780]. При этом приемная комиссия оставила совершенно без внимания тот факт, что есаул Черепахин был участником войны с Японией, имел боевые награды и находился полтора года в японском плену.

К 1907 г. относится история введения в программу обучения Восточного института тибетского языка. Впервые вопрос о необходимости изучения тибетского языка в качестве самостоятельного предмета с открытием отдельной кафедры был поставлен конференцией института в 1902 г. По представлению директора института А. М. Позднеева министр народного просвещения летом 1902 г. входил в переписку с министром финансов относительно возможности создать в институте кафедру тибетского языка. Министр финансов статс-секретарь С. Ю. Витте в ответе от 6 сентября 1902 г. уведомил, что «изучение тибетского языка, представляющего главным образом лишь научный интерес, едва ли может быть признано настолько значительным в практическом отношении, чтобы для него следовало учреждать особую кафедру при Восточном институте» [781].

Профессор А. М. Позднеев не соглашался с мнением министра финансов, считая, что изучение тибетского языка важно не только с точки зрения общенаучного интереса, но в связи с политическими процессами, протекающими как в самом Тибете, так и вокруг него. Позднеев замечал в этой связи: «Политические интересы России настоятельно требуют с нашей стороны соответствующего противодействия подготовляющемуся захвату [Тибета англичанами], и настоящим оружием для предстоящей борьбы мы будем, несомненно, располагать лишь в том случае, если у нас будет начато изучение тибетского языка и самого Тибета – в согласовании этого изучения с современными политическими и лингвистическими требованиями, как это проектировалось конференцией Восточного института» [782]. Ввиду важности вопроса, Позднеев обращался к министру народного просвещения с просьбой представить проект о создании кафедры тибетского языка на рассмотрение Государственного Совета.

Значительную поддержку идея изучения тибетского языка в Восточном институте получила со стороны Г. Ц. Цыбикова, приглашенного в институт в 1902 г. в качестве руководителя практическими занятиями студентов-монголоведов. Цыбиков, совершивший в 1899–1901 гг. под эгидой ИРГО путешествие в Лхассу, считался большим знатоком тибетского языка и Тибета и пользовался определенным влиянием в Главном штабе, по заданию которого им в ходе тибетской экспедиции был выполнен ряд секретных поручений. В 1905 г. Цыбиков представил руководству Восточного института докладную записку о необходимости изучения тибетского языка и Тибета в связи с развитием монголоведения. В записке Цыбиков замечал, что «от тибетцев монголы заимствовали религию, а некоторые из них – и всю современную культуру», в связи с чем возникает необходимость «преподавание монголоведения <���…> соединить с тибетоведением» [783].

27 октября 1907 г. директор Восточного института профессор А. В. Рудаков внес на рассмотрение конференции вопрос о целесообразности включения в программу института тибетского языка «хотя бы в качестве необязательного курса». 31 октября того же года конференция на своем заседании рассмотрела вопрос о «возможной постановке преподавания тибетского языка в Восточном институте». В своем выступлении на конференции Цыбиков сообщил о готовности начать преподавание тибетского языка в 1907–1908 академическом году. Он высказался за необходимость параллельного изучения литературного и разговорного тибетского языка и рекомендовал в отношении разговорного языка выбрать лхасское наречие, т. е. наречие Центрального Тибета. Им было указано на практически полное отсутствие учебных пособий для нового курса и на необходимость разработки нового учебника взамен устаревшей грамматики академика Я. И. Шмидта [784].