Михаил Басханов - История изучения восточных языков в русской императорской армии

Генерального штаба капитан В. В. Кривенко в специальной записке, представленной в Главный штаб, отмечал, что Восточный институт отличался «абсолютным отсутствием руководящих идей как научных, так и государственных – национальных, сводящих всю работу к механическому прохождению известного числа параграфов хрестоматии грамматики или текстов, при чем затериваются и главная цель – познание народов Востока во всей совокупности их черт, и главный смысл – готовить из нас, русских, работников, способных принести пользу Отечеству на поприще соревнования и борьбы с этими народами» [768].

В другом месте записки капитан Кривенко критически высказывался об общей атмосфере, сложившейся в институте: «Никакая работа не способна быть производительной, раз в основу ее не заложены и могущие служить стимулом [побуждения], вечно зовущие к труду. И в области высших наук такими факторами являются: интерес к предмету и любовь к делу, которому собираются служить. В жизни института этот интерес направлялся бы к постижению народов Востока, а любовь и преданность делу отождествлялась бы с увлечением патриотической идеей служить русскому национальному делу на этой отдаленной нашей окраине. И учебное заведение не в праве игнорировать эту психологическую область настроений своих адептов, ибо на рассвете этих чувств – залог лучшего успеха. <���…> Между тем в жизни Восточного института нет и намека на подобное отношение. Сухо, бесталанно и даже ненаучно преподается сухая материя, расписанная по курсам и параграфам, а вся идейная сторона дела никогда не видит света. Мы прибыли в институт полные желания начать трудную, но важную работу, а нас никто даже не встретил живым словом поощрения и призыва. Мы аккуратно высиживали часы в аудитории, и ни разу ни один лектор не попытался увлечь нас, обрисовав хоть отдаленными контурами облик тех народов, таинственная жизнь которых должна быть нами разгадана в будущем. Мы слушали целый год сухой перечень разных иностранных исследователей стран Востока, но ни разу никто с кафедры не сказал нам ни слова о том, какова роль России на Дальнем Востоке, в чем смысл и цель пребывания нашего на этом Востоке, как исторически тянулись мы к нему, на что Россия может надеяться и к чему стремиться здесь. В разгар учебного года в Китае умер наш посланник [769], а в Восточном институте никому и в голову не пришло отметить это событие, дать нам очерк работы покойного, трудившегося над близким нам делом, дать хотя бы критическую оценку его деятельности, указав на промахи, на ошибки, вредившие русскому делу в Китае. <���…> Восточный институт – это заведение космополитическое по тому индифферентизму, с каким оно относится к идеалам государственным, и по той формальности и бездушию, с каким оно относится как к окружающему миру, так и к тем, кто идет в него учиться. <���…> Такое отношение института в лице ученой корпорации кладет неизгладимый отпечаток на жизнь этого заведения: он сквозит равнодушием, ироническим отношением со стороны преподавательского состава, он же еще ярче отражается апатией, частой ленью и большой озлобленностью учащихся, все помыслы коих вскоре уходят на заботы об подыскании теплых мест, где платят дороже.

Для офицеров-слушателей атмосфера Восточного института в этом смысле прямо отрава. Уже со II курса трудно найти среди них охотников вернуться в будущем в строй и очень часто слышишь рассуждения: “Пойду коммивояжером или поступлю приказчиком в немецкую фирму, но в строю шагать – благодарю покорно”» [770].

В представленном на имя Приамурского генерал-губернатора документе директор Восточного института высказался в пользу идеи создания при институте «особых курсов для офицеров». Основным условием создания таких курсов ставилась необходимость пересмотреть учебную программу для офицеров, убрав из нее «известный балласт» (по определению профессора А. В. Рудакова) в виде предметов, не представляющих интереса для последующей служебной деятельности офицеров. В интересах военного ведомства предлагалось ограничить обучение офицеров трехлетним сроком, а в программу обучения включить изучение восточных языков в разговорной и письменной форме, английского языка, географии, этнографии и культуры стран Дальнего Востока. По специальности изучаемых языков предлагалось разделить курсы на отделения: китайское, китайско-монгольское, китайско-маньчжурское, японское, японско-корейское. При необходимости военное ведомство могло бы дополнить учебную программу специальными военными предметами. Прослушавшим курсы и выдержавшим установленные испытания предлагалось предоставлять права и преимущества окончивших высшее учебное заведение военного ведомства.