Конечно, Довлатов не ощущал тогда себя «большим писателем». Он еще не был готов начать работу по соединению «литературы» и «действительности», тому, что можно назвать особой довлатовской «клеветой на жизнь». Но ему нужны были «исходники», запас эскизов на будущее. Он понимал это интуитивно. Писательское существование – самая благодатная среда для черновых набросков. А что касается таллинской литературной среды, то просто и кратко он ее охарактеризовал в очередном письме отцу в 1973 году:
Русской литературы в Таллине нет, зато эстонцы печатаются почти без цензуры.
Но все эти «неудобства» простительны ради главного – первой книги. В итоге в 1974 году Довлатов подписывает договор с «Ээсти раамат». Ему выплачивается аванс – полторы тысячи рублей. Сумма достойная, но не перекрывающая общие долги Довлатова, составляющие 1800 рублей. Гонорар от «Интервью» – четыреста рублей – также был потрачен быстро и частично эффективно. На последние пятьдесят рублей после двух дней размашистого праздника Довлатов покупает пылесос матери Зибуновой.
Книга тем временем преодолевала все новые ступени редактуры. Состав менялся, возникали претензии к отдельным рассказам и даже словам. Из письма Довлатова Эре Коробовой от 29 сентября 1974 года:
В одном месте вычеркнули слово «киргиз». Это, видите ли, может быть воспринято как намек на национальные проблемы Эстонии. Просто киргиз, ей-богу.
Против Довлатова сыграл фактор, который изначально помогал ему. Малолюдность русского литературного мира в Эстонии помогла попасть его текстам в издательство, ускорить этапы прохождения рукописи на пути к книге. Главный редактор «Ээсти раамат» Аксель Тамм симпатизировал Довлатову, считал его ярким прозаиком. Но в тот момент сработала «теснота» Таллина, о которой писал Довлатов. На ударные темпы подготовки книги обратило внимание политическое руководство. Из «Невидимой книги»:
Наконец пришла из типографии верстка. Художник нарисовал макет обложки – условный городской пейзаж в серо-коричневых тонах.
Мне позвонил Аксель Тамм. Я заметил, он чем-то встревожен.
– В чем дело? – спрашиваю.
– ЦК Эстонии затребовал верстку. В среду – обсуждение.
Я нервничал, ждал, волновался.
Книгу обсудили и разрешили печатать. Больше не было никаких препятствий, кроме того, что мы размыто называем судьбой. Довлатов всегда чувствовал ее присутствие. В 2008 году Евгений Рейн дает очередное тематическое интервью со смутно нам знакомым названием «Не хватает Довлатова», вышедшее в журнале New Times. Он касается в нем и темы «рока»:
В каждой ситуации есть вариативность. С ним же в каждой ситуации случалось все самое плохое. Почему? Так распоряжались высшие силы. Например, эта история с гранками…
Дальше автор демонстрирует приблизительность знания «этой истории»:
– Да у многих такое бывало.
– Ничего подобного. Он специально приехал в Эстонию.
Он провел книгу через советское издательство до «чистых листов»! Это же был не самиздат! И надо же, чтобы эта книга попала под обыск КГБ. Это же какая случайность по теории вероятности!
«Эта история» достаточно известна, поэтому изложу ее пунктирно. Довлатов знакомится с Владимиром Котельниковым – молодым человеком, близким к художественным и диссидентским кругам. Он взял у Довлатова цикл его армейских рассказов, составивших позже основу «Зоны». Котельников обещал показать рукопись своему дяде, который занимал высокий пост в комитете по кинематографии. В это время группа эстонских активистов обращается с петицией, в которой требовали прекратить русификацию республики. КГБ проводит профилактические мероприятия: обыски, вызовы на беседы. Прошел обыск и у Котельникова. Наряду с набором молодого диссидента с эстетическими наклонностями – Солженицыным, Гумилевым, Мандельштамом – была изъята рукопись Довлатова. Это произошло в декабре 1974 года. Буквально в эти дни становится известно о беременности Тамары Зибуновой.
Мгновенно поступает распоряжение о приостановке работы с «Пятью углами». Фактически ее изъяли на пути к типографии. Никто не мог объяснить причины запрета. Довлатов идет в местное КГБ, где ему говорят, что претензий к нему нет. Доброжелатели предлагали Довлатову покаяться. В частности, отец Елены Скульской предложил вариант широкого комплексного покаяния:
Я пошел к Григорию Михайловичу Скульскому. Бывший космополит, ветеран эстонской литературы мог дать полезный совет.
Читать дальше