Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Лейтмотивом титанических столкновений писательских кланов являются две мысли: спасет ли русскую литературу Андрей – герой Козлова, и получит ли он новую квартиру? Как понимает читатель, эти проблемы связаны намертво. Вся борьба писателей сводилась к отстаиванию личных прав материального толка и покушению на небогатые литературнополиграфические ресурсы (премии, звания, должности в редакциях, издания книг).

В гораздо лучшем положении находились авторы из союзных республик. Их издавали на регулярной основе, заполняя графы «развитие национальной литературы». Требования «трудовой практики» авторов, обязательной идеологической нагрузки текстов были смягчены или даже отсутствовали. Если брать Эстонию, то в это время там взошла звезда Яана Кросса. Писавший в 1950-1960-е годы стихи, Кросс переключился на прозу. Его первые прозаические вещи выходят в конце шестидесятых. Уже в 1971 году его избирают главой Союза писателей Эстонской СССР. В виде «трудовой практики» ему зачли почти десять лет лагерей и сибирской ссылки. Кросс писал исторические романы с подтекстом: критика императорской России рождала понятные всем аллюзии. Супружеская чета Бээкманов – Владимира и Эмэ – писала тексты, в которых советская критика благожелательно отмечала «антивоенный пафос», «тревогу о будущем в эпоху НТР». На «большой земле» подобное называлось несколько иначе: аполитичным пацифизмом или неверием в созидающую силу разума. Книги эстонских авторов не только регулярно издавали, но и переводили на русский язык тиражами, позволявшими прибалтийским писателям вести независимый образ жизни. Вот как Михаил Веллер – знакомый нам автор мемуаров о Довлатове – описывает свой визит в дом Бээкманов:

Я явился в их дом с опозданием почти на час (это в пунктуальной Эстонии!), небритый, простуженный, с грязным носовым платком, воняя сигаретами «Прима». Дог бегал меж голубых елей под достойным двухэтажным домиком в фешенебельном пригороде. Хозяин вышел навстречу в белой сорочке с бабочкой. Хозяйка была в черном платье типа коктейльного от Шанель. Я был уместен на этом мини-рауте, как чесотка при молитве. Скатерть была камчатной, кофейник – серебряным, конфеты – импортными (в советские времена!). Хозяева держались с ровным дружелюбием подлинных аристократов.

Но внутри республиканских издательских квот также выделялась доля книг для этнических меньшинств, проживающих в республиках. К ним относились, прежде всего, русскоязычные авторы, которые могли рассчитывать на относительно быстрое и безболезненное издание книги. Таким русскоязычным автором и решил стать Довлатов. Это был технически грамотный, правильный ход. В Эстонию Довлатов поехал за книгой.

Его поездка была продумана и подготовлена. В воспоминаниях Сабило упоминается желание Довлатова уехать еще во время работы в «Знамени прогресса». Помимо поставленной задачи – издание книги – можно выделить и глубоко личную причину. Приехав в чужой город, писатель «обнулял» все свои неудачи, начинал жизнь с «чистого листа». Первая запо пенная строка листа – семейное положение. В сентябре 1972 года в Таллине писатель находит приют у Тамары Зибуновой, с которой случайно и мимолетно познакомился в Ленинграде. В отличие от гуманитарного окружения Довлатова, его новая знакомая имела естественнонаучное образование: она окончила Тартуский университет по специальности «физика твердых тел». Попросившись на разовую ночевку, Довлатов приложил все усилия, чтобы остаться. Вспоминает Тамара Зибунова:

Съезжать от меня не собирался. Решил ухаживать. Через полтора месяца я поняла, что надо или вызывать милицию, чтобы его выселить, либо сдаться. Его одна из литературных версий знакомства с женой Леной «Меня забыл Гуревич» – копия начала наших отношений, только наоборот, он попал в дом, из которого ему не хотелось уходить. Хотя Рогинский ему все время предлагал более состоятельных женщин и удивлялся его упорству:

– Тамарка же нищая!

И хотя Довлатов, по словам Зибуновой, не был ее типажом, в итоге она «сдалась», помощь милиции не понадобилась. Поиски работы осложнялись отсутствием прописки. Знакомые Тамары помогли Довлатову устроиться в кочегарку, в которой он проработал около двух месяцев. Подобное «мартиниденовское» начало не испугало Довлатова. Он обладал способностью мобилизовываться, когда перед ним возникала конкретная проблема. По сути, он пытался в ускоренном режиме, вырвав лист с двойками из дневника, создать правильный вариант самого себя. Катание тачек с углем, как это ни парадоксально, помогало проекту. Фиксировалась нижняя точка, которую необходимо преодолеть. Каждый шаг в этом положении был движением вверх.