Довлатов искренне не понимал причины отмены поединка. Как помним, он не считал себя политическим или художественным диссидентом. Он им и не был. Между ним и читателем находилась не политическая система, а знакомые, приятели, люди из творческой среды – редакторы, издатели. Довлатов не был писателем в их глазах. Он был слишком шумным, внешне заметным, что зачастую предполагает внутреннюю пустоту. Но не всегда. Каждая неудача, отклоненная рукопись усиливали его сомнения в своем литературном таланте. Довлатовская неуверенность в себе непонятна тем, кто как раз оценивает внешнее. Телесная избыточность рождает иллюзию внутренней мощи. Тощий невысокий неврастеник куда больше соответствует образу писателя. Неважен уровень: графоман или непризнанный гений.
Уход в камнерезы – попытка перезапустить судьбу, выбить камень, застопоривший работу механизма. Сменить профессию, которая максимально отдалит от окололитературной среды, смоет клеймо неудачника. Таких «уходов» в судьбе писателя много. Не толстовского масштаба, но одинаковой природы.
В письмах Штерн о новой работе Довлатов говорит с суровой сдержанностью, приводит весомые житейские резоны, оправдывающие столь неожиданный выбор:
Милая Люда! последнее время у меня не было ни малейшей возможности увидеться или поговорить с тобой. Мы работаем с утра до вечера. На днях сдадим работу, несколько дней пробудем в мастерской на Пискаревке, оттуда я смогу тебе звонить, а потом уедем на неделю охотиться, после чего отправляемся в Баку рубить некоего Мешада Азизбекова, одного из 26 неврастеников.
На службе у меня все в порядке. Тружусь я с большим усердием, потому что хочу в течение года получить квалификацию резчика по камню, с которой я нигде не пропаду. После литературы это самая подходящая профессия.
Пишется письмо усталой рукой человека, определившего ближайшие перспективы своей жизни. Тут все ясно, покойно, предсказуемо. Запланирован даже настоящий мужской отдых – «недельная охота».
В конце года «резчик по камню» дает о себе знать из Кургана. Там он очутился благодаря своему университетскому другу Вячеславу Веселову. Он был старше Довлатова, успел отслужить перед учебой. В отличие от своего товарища Веселов окончил университет и уехал из Ленинграда. Работал журналистом, много путешествовал по стране. Постепенно его интересы смещались к литературе. В 1967-м Веселова принимают в Союз журналистов. Он оседает в Кургане – в городе, где прошли его детство и юность. К нему неожиданно приезжает Довлатов. В книге Валерия Ланина «Ландаун и Конслаев» приводится рассказ Веселова:
– Звонок среди ночи, ответьте Ленинграду, в трубке веселые голоса… Серега говорит: «Ты спишь… с какого вокзала садиться на Курган?»
– С Московского.
– Мы сейчас приедем… До встречи.
Из декабрьского письма Людмиле Штерн:
Милая Люда! Мама, наверно, уже сообщила тебе, что я оказался в Кургане. Намерен жить тут неопределенное время. Это означает, что в «Дельфине» 20-го мы встретиться не сможем. Я не буду излагать тебе все нудные мотивы своего поступка – ты ведь все понимаешь <���…>
Тут обнаружились какие-то хаотические возможности заработка в газете и на радио. Более того, у меня есть первое конкретное задание…
По поводу конкретного задания Довлатов не обманывал. Скорее, проявил скромность. За короткий срок он напечатал в местных газетах два очерка. Первый – «В ритме настроения» – опубликован 6 января 1970 года в газете «Молодой ленинец». В нем рассказывается о студентах хореографической кафедры Курганского института культуры. В газете «Советское Зауралье» от 8 января 1970 года появляется «Завтра будет обычный день». Он посвящен ленинской стипендиатке, студентке Курганского педагогического института Зое Евдокимовой. В жанре портретного очерка раскрывается образ современного студента, далекого от представлений о классическом отличнике:
В этой невысокой, сероглазой нарядной студентке нет ничего такого, что наводило бы на мысль о мучительном подвижничестве, суровом аскетизме и унылом самоотрешении. А между тем известно, что ленинская стипендиатка Зоя Евдокимова успевает сделать так много, что буквально заменяет собой маленький коллектив.
Рассказав о многочисленных увлечениях и общественных нагрузках своей героини, Довлатов эффектно заканчивает текст: «Завтра будет обычный день, полный забот».
Интересен не сам очерк, а то, как он отозвался позднее. В уже знакомом нам интервью, которое Довлатов дал Виктору Ерофееву, писатель так рассказывает о начале своего литературного пути:
Читать дальше